***
– …совести нет! Они сейчас уже, осенью ранней в магазине египетскую картошку продают, которая дороже бананов стоит! Довели страну! – идущие навстречу Сергею двое активно обсуждали ситуацию на полках в магазине.
Под ноги попалась алюминиевая банка с улыбающимся лицом артистки и тут же полетела в сторону от удара ботинком. Странно выходило как-то, непонятно – куратор какой-то, бригадир, тьютор… Кто у них главнее, кто чем занимается, кто за что отвечает? Жалко, что не уточнил и не разобрался. Как-то всё это неудобно, бестолково, эфемерно, беспорядочно, расплывчато, но интуитивно понятно. Гуттаперчево, как говорила бабушка.
Вот так вот, по совсем не гуттаперчевому городу, Сергей и не видел окружающих его достопримечательностей. Казалось, этот район строили так: сложили в один мешок уродливые торговые центры, помпезные офисы, церкви, храмы, хрущёвские пятиэтажки и особняки девятнадцатого века. Мешок завязали, старательно перемешали и высыпали так, как пришлось. А как пришлось – так оно и ладно: неудобно, бестолково, беспорядочно, расплывчато, но интуитивно понятно. Есть мнение, что бытие определяет сознание. Наверное, в данном случае автор этого тезиса был абсолютно прав.
Как он ездил в медцентр, что там делал, где покупал зубную пасту и зачем переодел рубашку – всего этого Сергей не помнил. Это не провал в памяти, не амнезия – просто всех этих передвижений Сергей не заметил, как не замечаешь рутинных и безразличных тебе вещей. Иногда забываешь, чистил ли зубы, покупал ли билет в автобусе, точно ли повесил ключи на гвоздь. Не обращаешь внимания на висящий полгода у подъезда рекламный плакат или пропускаешь мимо ушей прогноз погоды для другого города: Твери, Турина или Салехарда. Это как тогда, когда он во втором классе умудрился кол за диктант схлопотать. Он точно помнил, как получил тетрадь с оценкой: «1(ед.)». Он помнил, что это был второй урок, он помнил, что сказала бабушка, когда пришла с работы и попросила тетрадь. Он помнил, как был готов в самого себя вжаться, как вспыхнули щёки, но сердечко словно инеем покрылось… Но что было после, он не теперь не мог вспомнить даже примерно: ни в тот вечер, ни в ту учебную четверть, да и из всего того полугодия в памяти остался только последний урок, когда выдавался список литературы на лето.
В себя он пришёл только стоя у Белорусского вокзала, когда к нему подошла вкрадчивая веснушчатая барышня. Сергей подумал, что она хочет у него сигарету попросить, но та озорно глянула в сторону, обеими руками хлопнула себя по бёдрам, плавно провела ладонями снизу вверх, таинственно улыбнулась и вовсе не вопросительной, а восторженной интонацией объявила:
– Девушку на час желаете?
Не ожидавший такого предложения Сергей смешался и пробурчал под нос: «извините-спасибо-в-другой-раз» и поспешил на платформу, куда только что прибыла электричка до Можайска. Объявили посадку. Сергей позвонил бригадиру в Дорохово, тот сказал, что встретит, но чтоб Сергей ещё ему позвонил, когда подъезжать будет.
***
Алана и Николай Николаевич, мужчина под сорок в сером пиджаке, белой рубашке и чёрных джинсах, после окончания тяжёлого трудового дня сидели в кафе. Алана взяла капучино с корицей и морковный торт, а Николай Николаевич заказал флэт уайт и фисташковый чизкейк. Когда принесли кофе и чизкейки, Алана взяла чашку, с удовольствием вдохнула аромат кофе, но тут же поставила чашку на место:
– Николай Николаевич, дорогой, что-то я сегодня совсем измоталась. Вот уже видеть не могу всех этих несчастных, которые сюда приходят за заплатой «от сорока тысяч». Они ведь ещё не знают, что в конце вахты двадцатки не получат. Даже немного смешно видеть, какими барами они в офис заходят и как выходят с поджатым хвост, боясь, что и последнее-то отнимут и восвояси они ни с чем приедут. Сил моих нет больше. Можно мне перевестись на другую должность, с бумагами чтобы работать?
Николай Николаевич, до этого внимательно и с участием слушавший, отхлебнул из своей чашки и, что-то пожевав губами, собрался с мыслями:
– Алана, понимаешь, ты нам необходима именно тут, потому что при такой красивой, молодой и волоокой девушке ни одна грымза таёжная шебуршать не станет, не говоря уже о каком-нибудь пахаре воронежском, который таких как ты только в кино видал.
Щёки Аланы зарделись, она кокетливо поправила причёску, но тут же опомнилась и продолжила строже:
– Но мы же их обираем! По сути, забираем больше половины того, что они заработали и при этом остаёмся со своей и без того немалой комиссией. Разве это честно? Почему сразу не писать в объявлении о реальной, а не мифической зарплате? Я сколько раз выслушиваю, что если бы человек знал об этих вычетах, то ни за что бы не поехал, потому что у себя дома он столько же заработает.