– А ты не в курсе, этот лагерь давно закрыли?
– Не, не знаю. Сюда стали рабочих заселять с тех пор, когда завод построили, а это десять лет назад было. Что тут до этого творилось, я без понятия. Разве что в столовой спроси – там должны местные работать. Хорошо, конечно, завод этот преобразил местность, много рабочих мест создал.
Но я тебе, Серёга, скажу – очень я жалею, что Союз распался. Тогда по крайней мере порядка больше было и простой работяга знал, что он не без присмотра, что ему не дадут пропасть. И в мире с нами тогда считались! Сейчас вот, кажется, тоже начинают уважать, но это всё не то. Мы тогда со всей Землёй «на ты» были, нас боялись, потому что знали, что мы сильные, беспощадные и слов на ветер не бросаем.
Сергей согласно кивнул:
– А сейчас не то, что боятся, а больше не хотят связываться, как с трудным подростком, который малышей обижает – его бы в колонию отправить, так он справку из психдиспансера покажет. И по голове такому не настучишь, потому что не положено, но и безнаказанным оставлять тоже не годится вроде. Потому брезгуют нами, а не боятся.
– Вот-вот. Раньше ведь как было? Мы им водородную бомбу, а они нам нейтронную! Они нам Шаттл, а мы им Буран! Они нам Уэйна Гретцки, а у нас Третьяк! Теперь они нас, как капризных малышей, в своей комнате заперли и гулять не пускают, а мы им на это характер показываем и ужинать ихними яблоками с пармезанами не желаем. Вот хрен ли тут эти корейцы открылись? Нет бы «Рубин» какой, а?
– А я недавно видел телевизор Рубин. Вернее, Rubin. Интересно, это одно и то же?
– Да какая разница, внутри всё равно сплошной Китай. Одно имя только осталось, одно название, а заводы отданы китайцам или, вот, корейцам. Нерусским, короче. Но всё равно наша страна – страна огромных возможностей и возможности эти надо реализовать. Ну вот, всё, пришли.
Они поднялись по крыльцу двухэтажного здания, похожего на поликлинику в райцентре – большое и когда-то оформленное чем-то вроде мозаики фойе, а направо и налево – комнаты.
– Вот, я здесь живу – открыл Александр первую слева дверь. – заходи.
Комната была разделена поперёк шторой. В передней части стоял стол, небольшое кресло, сканер и ноутбук. Вторую часть комнаты наглухо закрывала штора.
Сергей подал Алесандру документы, тот их отсканировал и протянул в ответ ключ:
– Это от восьмой комнаты. Иди, располагайся. Завтра к девяти провожу до завода, а то ты дорогу не знаешь и всё равно у тебя пропуска нет. Немного позднее начнёшь работу – так тебе же хорошо: солдат спит, а вахта идёт. День пойдёт в зачёт, не беспокойся.
Сергей стоял, ожидая продолжения.
– Завтра тебя к Светке отведу, она администратор в большой столовой – решит, куда тебя – на большую или малую. У них и там, и там народу не хватает. Светлана любит на себя напустить, но ты её не бойся– она хоть и дура, но добрая. И попа у неё классная такая, сердечком.
Выходя из комнаты Александра Сергей в дверном проёме столкнулся с миловидной женщиной лет тридцати пяти-сорока, еле запахнувшейся в бело-голубой халат – пояс свисал и полы придерживала только её прижатая к груди рука. Женщина виновато посмотрела на него снизу вверх и прошмыгнула мимо. Дверь захлопнулась.
Он пошёл по коридору в правый сектор здания. Нашёл восьмую комнату, толкнул дверь – открыто. В ней стояло три двухъярусные кровати: две вдоль правой стены и одна у левой. Слева же стоял холодильник.
На верхнем ярусе стоящей у окна слева кровати лежал человек. Он присел, свесив ноги с кровати. Он был одет в майку и производил странное впечатление – лицо человека под шестьдесят, но тело подтянутое, крепкое – не у каждого в сорок лет такое бывает.
– Добрый день! Меня Сергей зовут, я только что приехал. Разнорабочим на кухне буду.
– Здравствуй! Очень рад знакомству! Я Андрей, тоже работаю в столовой. Извини, я сейчас трансляцию матча слушаю – после пообщаемся, хорошо? Пока можешь располагаться внизу – только это не занято. Самое козырное тебе досталось, у окна. Завидую даже.
– Да, конечно, спасибо.
Сергей разложил скарб в тумбочке, сложил рюкзак и сумку под койку, заправил кровать и, сложив руки за головой, улёгся поверх одеяла. За окном холодный дождь поливал тёмный заросший парк и ветви деревьев опускались под тяжестью воды почти до самой земли, до серых тропинок, пересекающих поросшие ковылём поля, которые когда-то были радующими глаз пионерии газонами. Теперь это были удручающие глаз деклассированного пролетария заросли.