За этот день Сергей узнал много нового. Он научился отличать свинину от говядины, стал правильно открывать мешки, аккуратно надрезая и выдёргивая нитку. Узнал, что ставить в холодильник горячий суп, компот и гарниры можно и они от этого не протухнут – от этого может испортиться холодильник, но если холодильник не твой, то и забота не твоя.
Ещё он познакомился с Лёшей, который работал котломойщиком. За день перекинулся с ним парой фраз – поговорить времени не нашлось, но и тех фраз было достаточно, чтобы понять – он человек неординарный: работал в высоких армейских ботинках, себя просил называть «Брэдом», говорил нарочито гэкая, сдабривая речь излишним и от того неестественным суржиком. Широкоплечий, высокий, с прямой спиной – он очень несуразно смотрелся с пенной губкой в одной руке и двухведёрной кастрюлей в другой. Не под стать это было ему. Но представить себе его с автоматом или на олимпийском пьедестале тоже не получалось, однако вот если во фраке, в накрахмаленной белой рубашке и с застывшей широкой улыбкой в дверях ресторана, метрдотелем этаким, то выходило в самый раз. От него веяло какой-то надёжностью, уверенностью, но это была не кичливая и вызывающая самоуверенность гуся из подворотни; это не была надёжность старого казака из былинных времён, который выстраивает мир вокруг себя; в случае Лёши это была внутренняя самодостаточность и безотходная самоокупаемость. Из-за этого он казался крепким, но вялым.
Вообще, пообщаться по-хорошему не получилось не только с Лёшей, – сo всеми остальными обитателями кухни удалось только познакомиться: с разухабистыми мясниками, которые у себя в цехе нарезали вёдрами гуляш, месили бочками фарш и формовали сотни котлет под удалой драм-н-бэйс; с тремя Татьянами, две из которых работали в горячем цеху, а третья была пекарем; с похожим на пирата поваром-заготовщиком Юрой и его коллегой Ириной; с неунывающим су-шефом Олегом, в шкафчике которого почему-то висел распечатанный на принтере портрет Гитлера и с шеф-поваром Светланой, которая была совсем не похожа на шеф-повара, с Семёном, администратором этой столовой, который обладал высоким ростом, атлетичной фигурой и каким-то вельветовым басом.
Когда вечером Сергей разбивал на макулатуру картонные коробки, то наслушался сплетен и слухов.
Он узнал, что у Светланы, администратора большой столовой, была квартира в Верее и муж, который, наверное, очень её любил. Светлана была женщиной импозантной и во многом уникальной. Будучи невысокой и плотной обладательницей раскосых глаз, она была счастливой обладательницей попы абсолютно уникальной и невиданной формы. Сердечком, как единодушно сошлись все ценители этой части женского организма. У неё всегда была короткая стрижка с длинной чёрной чёлкой и густо, ото всей души накрашенные глаза, которые она автоматически строила всем находящимся в радиусе поражения мужчинам безо всякой задней мысли. Эффект получался противоречивым. Юра по ней сох, Олег с грустью цокал языком, а Семён рассматривал её как удивительное произведение природы, мол, дивны твои дела, Господи! Это дело господне всегда ходило на шпильках, носило самые отчаянные и приятные во всех отношениях наряды, состоявшие из сплошных рюшек, фестончиков и кружев. Администратором она стала исключительно благодаря тому, что Татьяна, управляющая столовой, приходилась ей родной тёткой и более некомпетентного администратора представить себе было трудно. Но работникам столовой она нравилась, потому что человеком она по природе своей была простым, добрым и ни до чего ей не было дела.
Семён, администратор пищеблока, тоже едва ли был профессионалом высокой квалификации – половину рабочего дня он травил анекдоты в кабинете с шефом и су-шефом, чтобы потом повторить их в курилке поварам, а во второй половине дня пропадал где-то, как говорил Лёша: «на территории». О его возможной очень тесной связи то ли со Светланой, то ли с Татьяной, а может быть и с обеими, судачили все, кому ни лень. Так или иначе, но на свою должность он занимал надёжно и тоже полностью устраивал своих подчинённых.
Татьяна, управляющая обеими столовыми, была сумрачной женщиной под пятьдесят. Грозным и принципиальным демиургом она ходила по столовой и нахохлившейся букой сидела в кабинете. Считала свою работу фронтом обороны Москвы, себя политруком Клочковым и из своих работников мечтала сделать таких же панфиловцев, готовых грудью лечь. Но так как в её случае речь шла не об обороне столицы, а всего лишь о работе столовой и выслугой непосредственно её, управляющей, перед вышестоящим руководством, то самым страшным последствием провала работы кухни могло быть разве что увольнение этой самой Татьяны. Поэтому работники такого командира не любили и за глаза подличали. Допустим, большую радость в коллективе вызвал тот факт, что во время отпуска Татьяны в Сочи шли проливные дожди, море штормило и за две недели её пребывания там температура ни разу не поднялась выше восемнадцати градусов. В то время как в Дорохово стояла прекрасная солнечная + 25 погода, а комфортность климата внутри коллектива поднялась до небывалых дотоле высот. Многие посетители отметили, что и гречка стала будто рассыпчатей, и от риса пахнуло сливочным маслом, а вкус компотов обрёл неведомую дотоле глубину.