Пролежав под кустом на мокрой земле минут пять, Сергей смог вернуть что-то похожее на самообладание и привести отчаянно беспорядочную мысленную вакханалию в безысходный и беспросветный, но всё же стройный хоровод. В том, что он погорел капитально, Сергей не сомневался. Учительница не могла его не узнать – два года он просидел перед ней на второй парте первого ряда, а потом ещё два года на третьей парте второго ряда. Конечно, не виделся с ней он уже давно, но, к огромному своему теперь сожалению, не последовал моде и окладистой бороды не отрастил, а она была бы сейчас очень кстати. Елена Юрьевна всегда казалась ему женщиной строгой и принципиальной, поэтому, когда полиция будет опрашивать садоводов, она отмалчиваться не будет. А Иваныч… Иваныч, конечно, смолчал, если б свидетелей не обнаружилось, но когда Сергея прижмут, то своего заявления он просто не сможет забрать, иначе страховщики съедят. А на кого страховщики повесят весь ущерб, теперь можно было даже не гадать… И ещё дадут лет пять. Ох, дорого же мне обойдутся эти тридцать тысяч, – пролетело в голове. Пожалуй, единственным выходом было сбежать, причём сбежать так, чтобы не нашли. Не на пару дней, но хотя бы на пару месяцев – там ментам надо будет дело закрывать, так что свернут по-тихому поди – не Эрмитаж же он поджёг, не дверь у ФСБ! А страховщики, верно, на кого-нибудь расходы спишут – всё равно к тому времени с Иванычем надо будет расплатиться, а тот на него зла не держит.
Теперь надо сделать так, чтобы никаких улик, кроме показаний учительницы не было, да и вдруг её опрашивать не станут вовсе? Надо вспомнить. Других свидетелей быть не должно. Отпечатков он оставить не мог – в перчатках всё делал, которые до сих пор на руках. Придётся от обуви избавиться – вдруг следы оставил? А если с собакой искать будут, то по запаху бензиновому легко найдут – значит, надо след сбить, тем более совсем рядом вторая ветка железной дороги, где как раз цистерны не то с газом, не то с мазутом стоят. Туда и надо бежать и пройти там с километр – после такого манёвра ни одна сука ничего не пронюхает.
Уже пройдя чарующим коридором из смыкающихся высоко над головой полувековых берёз, когда родную деревню почти было уже видно, Сергей услышал вой сирены, который почти сразу прекратился, но таким железом по стеклу прошёлся по всему нутру… Всё упало из того, что только могло упасть. Значит, уже ищут, и ищут рядом. Если уже не нашли. Остаётся только побег. Вот как раз на вахту и сбегу – иди меня ищи в столице! Ох, и попал же я….
***
– Всех этих грёбаных диспетчеров я бы поувольнял к чёртовой матери! Или лучше так – раз сами такие вызовы принимают, то пусть сами и ездят на них! – молодой, но уже лысеющий врач сидел на пассажирском сидении машины скорой помощи. Одной рукой он держал дымящуюся сигарету, а другой эмоционально жестикулировал, как Ленин на броневике.
– Да ну, что ты, Олегыч, не кипятись – она же по телефону не видит, с кем говорит, – водитель вальяжно крутил руль, объезжая неровности и ухабы грунтовой дороги, идущей вдоль электроподстанции от деревни к городу. – Ей ведь если говорят, мол, лежит, стонет, за сердце держится, встать не может – она и передаёт вызов нам, реанимационной кардиобригаде.
– А спросить не судьба, не пил ли этот «сердечник» месяц без просыху?
– Ну, так ей же об этом не сказали. Да и на месте диспетчера я бы тоже это… того! Потому и перестраховываются.
– Вот если с пожарными или полицией так перестрахуешься, то тебе потом мало не покажется! Ты видал, чтоб на какого-нибудь обормота, который в подъезде насрал, наряд СОБРа вызывали? Вот и я не видел, а вдруг он террорист и на самом деле бомбу заложил? Перестраховаться же надо! А алкаша похмельного, которому надо дать рассолу, а потом по морде, должна спецбригада реанимационная пользовать? Причём ещё ладно бы рядом с нашей подстанцией было, а то в это захолустье ехать, где каждый второй – алкаш, а каждый третий – зек… В жопу! – врач зло выбросил окурок в окно.
– А как же клятва Гиппократа? – саркастично усмехнулся водитель, но тут машина подскочила на кочке и сама собою включилась сирена.