Сергей, закрыв лицо руками, глубоко вздохнул, а потом выдохнул:
– Так да, всё правильно. Я бы домой сорвался и без зарплаты остался. Разве что Иванычу в глаза посмотреть успел…
– Одно только, что тебе сейчас разгребать придётся, так это тех, кого он тут нагрел. Минимум два раза он до меня сюда людей водил, а дали они ему аванс или нет – один Бог знает.
Сергей почесал в затылке, нахмурился:
– Блин, мне даже не столько интересно, сколько он народу облапошил, а интересно, какие это он им документы им показывал и где их взял? Ведь не хухры-мухры всё же…
– Ты ведь видел на похоронах, какие друзья у него? И если документы «советские», то это такая филькина грамота – только держись. Считай, альбомный лист, на котором невнятная подпись и расплывчатая печать. Одно что бумага старая, так её за пару дней под лампой настольной состарить можно.
– Тоже верно. У них одна и ценность, что в архивах значатся.
– Кстати, гляди, что этот мошенник ещё раздобыл, – Гена принёс из другой комнаты фото в деревянной рамке. – Смотри, какую фотку на стол поставил! Где и надыбал, паразит старый? Это ведь ты с мамой, да? А он откуда рядом?
Сергей раскрыл рамку и достал из неё фотографию. На ней маленький мальчик в шортиках держал за руку молодую и счастливую женщину в летнем платье. Рядом с женщиной, придерживая её под локоть, стоял с солидным выражением лица молодой Андрей Иваныч, а за их спиной громадиной нависал паровоз. Каким-то угасшим голосом, как будто последние угли костра, затушенного в чистом поле ночной метелью, Сергей громко прошептал:
– Фото вроде настоящее, не фотошоп…
– Какой тут год?
– На обороте написано, что девяносто первый… Как же так? Совсем не помню этого фото…
– Это твой отец снимал что ли?
Ничего не сказав, Сергей встал и пошёл в дровяник. Вернувшись, он сел у печки, разжёг огонь и, не закрывая створки, смотрел на разгорающееся пламя. Густой дым заполнил собой кухню, но Гена решил не тревожить друга: он открыл входную дверь и сквозняк быстро вытянул всю тьму – воздух снова стал тих, прозрачен и свеж. Сергей продолжил сидеть у открытой печки и отблески пламени плясали на его лице. Потом он встал, закрыл створку и образовавшаяся в печи тугая тяга быстро разожгла радостно затрещавшие поленья. В окно постучала потревоженная ветром сирень.
Молча расстегнув рюкзак, Сергей поставил на стол две бутылки водки. Налил «на два пальца» себе и Гене и, не говоря ни слова, пошёл на кухню, где загремел соленьями, и будто даже нарочито громко стал искать в ящике открывашку для банки с огурцами.
– Слушай, давай хоть музыкупоставим, а то ты какой-то грустный совсем? – Гена включил стоявший на столе ноутбук. – Помнишь, классе в восьмом жуткую пиратку Нирваны переписывали друг у друга на кассеты? «Оригинальная» была у тебя, а мне какой-то белый шум достался.
Отвлёкшись от совсем других мыслей, Сергей будто проснулся – немного вздрогнул, удивлённо посмотрел на Гену, утёр всё ещё слезящийся глаз:
– Помню. Там были два альбома вперемежку и несколько каверов.
– Да, именно. И Курт на обложке такой пафосный сидел и смотрел, будто следит за тобой. Короче, давай теперь в нормальном качестве слуханём. Я специально те песни собрал именно в том порядке, в каком они были записаны. По памяти, конечно, но, надеюсь, не ошибся.
– Здорово, чо. Включай. Мне этот сборник больше официальных альбомов даже нравился.
Усталый и проникновенный голос из колонок пропел:
We passed upon the stair
We spoke of was and when.
Although I wasn't there
He said I was his friend…
– Ну, вспомним детство золотое, юность нашу непотребную!, – Гена поднял свой стакан и чокнулся со стоявшим на столе стаканом Сергея. Тот будто нехотя взял его обеими ладонями, как в морозный зимний вечер девушки в свитерах берут чашку с горячим какао.
Выпили, с хрустом закусили. Смачно крякнув, Сергей утёр губы рукавом:
– Вот, знаешь, Гендос, что мне больше всего в этой истории не нравится? Что я ещё лёгким испугом отделался, мать его так! Понимаешь, ведь на эту самую вахту не я отправился, а меня отправил Иваныч тогда со своим билетиком грёбаным, он рекламкой той меня подтолкнул, а если бы я на вахту сам не уехал, то он бы меня под страхом тюрьмы всё равно бы сбагрил с рук. И ещё неизвестно куда и на какой срок.
– Ловко он тогда с моментом угадал, словно знал, что в душе твоей творится – да и не мудрено ему было знать! Парень сидит без работы, денег нет, а тут ему показываешь билет в счастливую жизнь, не отговаривая от последствий. Если бы тогда ещё с кем-то посоветовался, со мной, например, то любой спокойный и здравомыслящий человек тебя бы образумил. Но Иваныч тебя ещё и с пути той тридцаткой сбил. Интересно, он эту многоходовочку заранее придумал или действовал спонтанно?