Часто случалось, что маленький червячок прятался от солнца в складках лежащего белья. Обнаружив его, монахи бережно переносили незваного гостя в безопасное место, где человек не мог бы повлиять на его судьбу. Поэтому монахи то и дело подходили к сохнущей одежде, присматривались к ней и облегченно вздыхали, когда одно за другим крошечные создания оказывались вдали от опасности.
Постепенно кучи белья увеличивались, пока все оно не было собрано и подготовлено к тому, чтобы его отнесли в Поталу. Молодые послушники покачивались под своей свежевыстиранной ношей. Некоторые ничего не могли видеть перед собой из-за наваленного на них груза. Иногда слышались отрывистые крики, когда какой-нибудь малыш падал и ронял свою поклажу на пыльную землю или даже в прибрежную слякоть.
С высокой крыши донеслось низкое гудение раковин и звуки огромных фанфар. Окружающие горы многократно отражали эти звуки, и иногда казалось, что вибрации пульсируют внутри тебя, подолгу не утихая в твоей груди. Затем все вдруг замирало, и вокруг становилось так тихо, что можно было слышать стук собственного сердца.
Я покинул приятную прохладу тени дерева и стал пробираться сквозь кустарник. Идти было трудно. Не так давно, сидя у костра, я обжег левую ногу, и не успела она зажить, как сильный порыв ветра сорвал меня с крыши Поталы и бросил на склон горы, в результате чего обе ноги у меня оказались сломанными. Я ходил с трудом и на некоторое время был освобожден от выполнения своих обычных обязанностей. Однако моя радость была слегка омрачена тем, что мне теперь приходилось учиться «за двоих», искупая тем самым свое безделье.
Сегодня же — в день стирки — я был свободен от своих обязанностей и мог прогуляться и отдохнуть в Норбу-Линге. Из-за недуга я не мог возвратиться через главный вход вместе с высокопоставленными ламами и настоятелями. Каждый шаг давался мне с трудом. «Девяносто восемь, девяносто девять, сто…», — мысленно считал я, шагая. Остановившись у края дороги, я ждал, пока мимо пройдут ламы, монахи и странники. Дождавшись момента, когда никого не было поблизости, я прихрамывая перешел на другую сторону дороги и нырнул в кусты. Поднимаясь по крутому склону горы, я оказался над деревней Шо, а затем вышел на тропинку, пролегающую между зданием суда и Поталой.
Путь был труден, но прекрасен тем, что рядом в изобилии росли мелкие горные растения. Воздух стал прохладным, в результате чего мои недавно сломанные ноги начали нестерпимо болеть. Я подобрал край своей старой, изодранной мантии и присел на удобный камень, собираясь с силами и духом. В стороне Лхасы я увидел маленькие мерцающие огоньки — это были торговцы, расположившиеся на отдых под открытым небом. Индийцы часто пренебрегали возможностью остановиться на постоялом дворе. По правую сторону от себя я увидел сияющую реку, которая, казалось, делала в этом месте передышку на своем нескончаемом пути к Бенгальскому заливу.
— Ур-р, ур-р — раздался чей-то низкий голос, и небольшая пушистая голова уткнулась мне в колени.
— Ур-р, ур-р — как можно ласковее ответил я. Одно плавное движение — и большой черный кот сказался у меня на коленях, тыкаясь в меня мордочкой.
— Благородный Кис-Кис, — с трудом проговорил я сквозь пышную шерсть, — ты задушишь меня, если будешь проявлять ко мне столько внимания.
Осторожно положив руку ему на шею, я мягко отстранил его, чтобы лучше разглядеть. Большие синие, слегка косящие глаза уставились на меня. Его зубы были такими же белыми, как и облака, а широкие подвижные уши внимательно прислушивались к каждому звуку.
Благородный Кис-Кис был моим старым добрым другом. Уютно расположившись под развесистым кустом, мы с ним частенько разговаривали, поверяя друг другу свои опасения, разочарования и прочие жизненные невзгоды. Сейчас он делился впечатлением от повязок у меня на ногах, разводя и снова сводя большие лапы, мурлыкая все громче и громче. Еще некоторое время мы сидели вместе, а затем решили, что пора продолжать путь.
Пока я с трудом тащился вверх по склону, спотыкаясь от боли в поврежденных ногах, благородный Кис-Кис семенил впереди, гордо подняв хвост. Он то и дело исчезал за деревьями ближайшего подлеска, а когда я подходил к нему, резво выпрыгивал мне навстречу и игриво цеплялся за мою развевающуюся мантию.
— Погоди! Погоди! — воскликнул я, когда он в очередной раз бросился на меня. — Такое поведение не пристало командиру Кошачьего Подразделения Охраны.