Коваль кончил писать и, взяв пресс, придавил бумагу. Потом зевнул, потянулся и сказал серьезно и устало:
— Так, так. Ты, Орлов, говорят, хороший слесарь. Я хочу тебя бригадиром поставить!
Сашка испуганно посмотрел на него, переступил и ничего не понял.
— Хотим механизмы на штольне вводить, — продолжал Коваль. — Будет интересно!
Тут Сашка, заслуженный вор и бандит, глупо и по-ребячьи улыбнулся. Первый раз в жизни он был поражен! Глаза его забегали тоскливо и тревожно. Но он справился, еще раз переступил, пожал плечом и ответил глухо:
— Смотрите...
Коваль протянул ему бумажку.
— Получишь аванс, спецовку и отдых. Хочешь — на пять дней, хочешь — больше. О выходе на работу скажешь.
Сашка взял двумя пальцами бумагу и стоял, не шевелясь.
— А теперь иди! — сказал Коваль и начал опять писать.
Сашка помедлил еще у косяка, потом задумчиво вышел из кабинета и тихо притворил за собой дверь.
Погруженный в раздумье, он подошел к окошку и прижался горячим лбом к стеклу.
— Вот это попало! — возликовал дожидавшийся тут же Мухин.
Через полчаса и он вышел из кабинета. Красный, растерянный, утирая пот.
Орлов у своих был головка, главарь, и с ним считались.
— Что за лава должна подойти к пятнадцатой печи? — спросил он соседа по нарам. Тот ответил.
— А как, слесаря работают в лавах?
— Работают, коль назначат!
В этот же день Орлов заявил, что отдых его окончен.
Ему поручили ремонтную бригаду.
Когда он пришел в слесарню, там было двое: бородатый кулак и хулиган Митрошка.
Орлов посмотрел на новое свое хозяйство — на полки с инструментами и на верстак с привинченными тисками. Запнулся о брошенный под столом мотор и сказал Митрошке:
— Подними!
Митрошка готовно поднял и хитро мигнул кулаку: уж этот состряпает, дескать, штуку!
Митрошка был худ, вертляв, а лицом походил на хитрую и забавную обезьяну.
Кулак опасливо посмотрел на Орлова — как бы тут с ним не влипнуть... Но в общем остался доволен.
— Пустили козла в огород!
Орлов же начал работать.
Нужно было прочистить отбойные молотки для целой смены.. Сашка знал молоток и руки у него были цепкие.
Сразу воскресли забытые навыки. Он заработал шутя, пошвыривая. Бородатый кулак копался, сопел, свертывал закурить. Орлов же сразу, натиском ворвался в работу и прочно встал у верстака. Будто и не отходил от него для своей бандитской жизни!
Время шло. Митрошка соскучился. Орлов работал и вовсе не думал выкидывать штуку. Митрошка еще подождал, потом обиделся и сбросил поднятый моторчик обратно под стол. Железо загрохотало.
Орлов оторвался на миг и коротко приказал:
— Поднять!
Митрошка откровенно захохотал и сел на табурет. Орлов побелел, как бумага, подскочил и рванул Митрошку за грудь. На пол посыпались пуговицы. Митрошка подавился и выпучил глаза. Орлов поднес ему палец к носу и раздельно сказал:
— Я тебе не десятник! Знаешь меня?
Тогда и Митрошка побелел, и руки его обвисли.
Он встал с табурета, шмыгнул носом и, подняв моторчик, стал собирать раскатившиеся по асфальту пуговицы.
Кулак угрюмо и неодобрительно молчал.
Железная дисциплина установилась в ремонтной бригаде.
А солнце все ярче и ярче горело на синем небе. Все тоньше и рассыпчатее становился снег. Пришла настоящая весна.
Все мрачней и угрюмее делался Орлов.
Окончив смену, он вместе с другими вставал в ряды, чтобы возвращаться в лагерь. Вставал и пьяным от воздуха взглядом смотрел на синеющие просторы...
Мухин был старый горняк. Лодырей и прогульщиков ненавидел смертельно.
— Чудеса! — разводил он руками. — Откуда вы власть над Орловым взяли? Сто тридцать процентов дала бригада!
Брови его поднимались округло, кожа на лбу собиралась в складки, а белые когти усов висели недоуменно.
Коваль, прищурившись, улыбался.
— Не зря я ругал тебя, Мухин?
— Выходит, за дело! — озадаченно говорил десятник.
Орлов решился. Увидел на дворе Коваля и пошел к нему.
Коваль помог ему сам:
— Как раз тебя-то и нужно! Давай, Александр Никитич, конвейер наладим? Никто за это не брался, а мы наладим!
Орлов чуть-чуть посветлел.
— Конвейер поставим в нижнюю лаву. Знаешь, между четырнадцатой и пятнадцатой печью?
— Пятнадцатой печью! — повторил Орлов, покраснел и ответил:
— Берусь!