— Я же сказала, — устало произнесла Джуди, — вы ошибаетесь. Просто смешно говорить об этом. Он никогда в жизни не пойдет на это. Я его знаю.
— Неужели? — Лодер взглянул на нее и надул губы. — Сомневаюсь, миссис Ферроу. Очень сомневаюсь. А теперь забудьте, что я побывал у вас, понятно? Ходите на работу, встречайтесь с друзьями, ведите себя так, как вы ведете себя всегда, и не расстраивайтесь, если ваш телефон будет прослушиваться. Это будут янки. Если Свердлов не позвонит, я извинюсь. Но думаю, что мне не придется этого делать. Как только получите от него весточку, позвоните мне по этому телефону. Вы это сделаете, верно? — Он положил карточку со своим номером на стол, прислонив ее к пачке сигарет. — Верно? Вы не натворите глупостей и не будете играть с огнем, скажем, встретившись со Свердловым и ничего не сказав нам?
— Нет, — сказала Джуди. — Обещаю, что этого я не сделаю. Но скажу вам еще кое-что. Если он свяжется со мной, я дам вам знать. Если вы правы и он попытается затянуть меня во что-нибудь, я сообщу вам. Немедленно. Но использовать меня, чтобы шпионить за ним, не удастся. И вы можете сказать об этом в ЦРУ. Вы не сумеете ни под каким видом заставить меня делать это.
— Ну что же, это вполне честно. — Лодер подошел к двери и открыл ее. — До свидания, миссис Ферроу. Спасибо за то, что вы поговорили со мной. И ни слова вашей подруге мисс Нильсон. И мистеру Нильсону. Давайте сохраним все между нами. Еще раз до свидания.
Он вышел. Джозеф ждал его в нескольких футах от двери. Из квартиры они вышли вместе, захлопнув дверь со стуком, чтобы Джуди слышала.
— Ну так что, Джо, ты слышал?
Это был его непосредственный подчиненный, способный, с аналитическим складом ума человек, влюбленный в свою работу.
— Да, — ответил он. — Слышал. Она затеяла целый спор, правда?
— Да. — Лодер вышел из лифта и быстро пересек вестибюль. — Думаю, мы опоздали. Думаю, этот мерзавец уже прибрал ее к рукам. Не верю ни единому ее слову.
Не успел он вернуться, как тут же с головой ушел в работу. У Свердлова был кабинет с большими окнами, выходящими в парк с деревьями и газонами, на первом этаже Советского посольства. Через две двери от него располагался кабинет посла. Голицын и трое младших офицеров работали в расположенных одна за другой комнатах, но только у Свердлова был такой вид на парк. Он обрадовался тому, что на него навалилась уйма работы. Свердлов никогда не считал воскресенье выходным и после почти бессонной ночи, возвратясь с Барбадоса в субботу, утром следующего дня пришел на работу. Он чувствовал себя усталым, нельзя сказать, что он спал так же плохо, как накануне отпуска, но ночью часто просыпался, потом целый час лежал с открытыми глазами и снова забывался тяжелым сном.
Голова раскалывалась, от одной мысли об еде тошнило. Он закрыл дверь кабинета и, чтобы отвлечься, погрузился в папки и бумаги, аккуратно разложенные на столе. У него был превосходный секретарь. Калинин работал с ним с момента назначения. Свердлов предпочел взять его, а не женщину. Он был достаточно опытен, чтобы не брать себе красивую девицу, потому что жизнь показала, что при тесном ежедневном общении на работе трудно поддерживать официальные отношения, с другой стороны, ему совсем не хотелось видеть перед собой какую-нибудь уродину. Калинин устраивал его во всех отношениях. Двадцати семи лет, умный, знающий, с чувством юмора, что особенно нравилось в нем Свердлову. В это воскресенье он не дежурил. Когда Свердлов позвонил в его кабинет, чтобы позвать к себе, вошла женщина с блокнотом в руках.
— Вы кто?
— Анна Скрябина, товарищ Свердлов. — Она быстро отвела глаза, словно он заставлял ее нервничать. Она вспомнила, как ее инструктировал Голицын, и попробовала сгладить ошибку, улыбнувшись Свердлову.
— Где Калинин? Почему вы в его комнате?
— Он заболел, — сказала девушка. — Я временно его заменяю. Надеюсь, я вам подойду, товарищ Свердлов. Я буду стараться.
Она провела свою роль вполне удовлетворительно. Свердлову понравилась ее улыбка, застенчивый вид. Он чувствовал, как все сильнее болит голова.
— Что случилось с Калининым? Где он?
— Не знаю, товарищ Свердлов, — ответила девушка. Большие голубые глаза она подводила темными тенями. — Мне просто велели явиться к вам.
— Ладно, — сказал он. — Я вижу, что посол встречался с чехословацким временным поверенным, это было одиннадцатого. Не могу найти в бумагах полной записи беседы. Вы не знаете, где она?
— Должна быть здесь, — ответила девушка. Она подошла к столу. Ее застенчивость не была напускной. Свердлов наблюдал за ней поверх огромной кипы бумаг. Она взяла несколько сколотых вместе листов и подала ему. — Вот эта запись, товарищ Свердлов. Извините, она была не на своем месте.
— Не очень удачное начало, — заметил он. — Но, поскольку вы только временный работник, прощаю. Больше не ошибайтесь. Я вам позвоню, когда нужно будет печатать под диктовку. И принесите мне чаю.
Когда она ушла, он прочитал запись беседы. Все, что проводилось на уровне посла, сообщалось ему. Чех попросился на встречу, потому что к ним обратился «Тайм» с очень деликатным запросом. Как нынешнее правительство в Праге посмотрит на попытку взять интервью у низложенного премьер-министра Дубчека? Поскольку Дубчек на пенсии и живет в деревне, редактор очень опасался сделать неосторожный шаг и поставить Дубчека в неудобное положение перед его партией. Журнал обратился в посольство и попросил сделать предварительный запрос в Прагу. Так как правительство в Праге не хотело бы дать Москве повод для недовольства в еще большей мере, чем американцы в отношении бывшего премьер-министра, чехи тут же обратились к советскому послу за советом.
Свердлов прочитал всю запись с начала до конца. Посол не советовал давать разрешение на интервью. Дубчек остается под домашним арестом только потому, что он обещал исчезнуть с общественной арены, причем исчезнуть полностью и ни с кем не разговаривать.
С другой стороны — посол был человеком осторожным, склонным к умеренности, — сделать это нужно таким образом, чтобы форма отказа навела американцев на мысль, что Дубчек нездоров и поэтому ограничен в общении. Беседа была длинной, запись занимала несколько страниц.
Чехословацкий временный поверенный не хотел давать визы группе «Тайма», состоявшей из репортера и фотографа. Трудно не дать им разговаривать с другими, если они будут свободно перемещаться по стране, но в то же время не хотелось, чтобы у капиталистической пропаганды появился козырь, если послать с американскими журналистами сопровождающих. Советский посол предложил решение. Не возражать против интервью американцев с Дубчеком. Но отклонить предложенный состав группы. Потом повторить то же самое с заменой. Так можно тянуть до тех пор, пока «Тайму» не надоест. Свердлов расписался на каждой странице — это означало, что он согласен. Вошла девушка с чаем, он не поднял головы, не взглянул на нее, не произнес ни слова. Он ознакомился с объемистой перепиской по вопросу об американской инициативе предложить израильскому премьер-министру послать представителя на переговоры вне рамок Организации Объединенных Наций с аккредитованным представителем Египта. Вопрос имел важное значение для России. Свердлов сосредоточился. Это были копии, снятые с оригиналов, которые прошли через государственный департамент, израильское посольство и англичан. На них имелось множество пометок британского министра иностранных дел. Чтение и осмысление этих бумаг заняло у Свердлова все утро. Ему уже приходилось видеть по крайней мере с полдюжины такого рода томов с выкраденными документами, все в одинаковых обложках с грифом «Совершенно секретно. Первой категории». Каждый содержал информацию первостепенной политической важности, и все имели один и тот же источник: «Синий». Он часто задумывался, существует ли в Москве, прячась в толпе советского чиновничества, агент, который выдавал бы Западу такие же взрывные секреты, какие этот шпион передавал нам. Был Пеньковский, он причинил большой урон. Свердлов несколько раз встречался с ним в Москве. Присутствовал в качестве наблюдателя на его процессе. Зрелище было жалким. Судьи вынесли приговор человеку, который под нажимом осудил самого себя. Свердлов понимал, что это нужно для пропаганды, но презирал лицемерие, с которым это совершалось. Он вывел бы Пеньковского из камеры и расстрелял, не устраивая мрачного спектакля в суде.