— Случилось чего? — Лада спешилась у крыльца и обратилась к жене кузнеца. Полбутылки индийского хмельного могли свалить с ног самого здорового мужика, кроме самих индийцев, да и те предпочитали не перебирать. Услышать ответ она не успела, пальцы кузнеца стальными клешнями сжали её предплечье и с силой дёрнули вниз. От неожиданности, не удержав равновесия девушка плюхнулась на крыльцо рядом с ним. Встретилась с ним взглядом и отпрянула. Блеснуло в нём что-то не доброе и несло от него, как от винной бочки, но был он совершенно трезв. Или нет?
— На Васька, выпей! — он сунул ей в руки бутылку, — большого сердца был человек, уж я то знаю. Нет, помню. Ни когда ни богатством своим, ни умениями не кичился, простого труда не чурался и слово его было крепко. Как сейчас помню, увидел его, думаю всё, вот и смерть моя пришла. У такого долго не протянешь. А оно вон как обернулось, и богатство ко мне пришло и умения новые, о которых я раньше и помыслить не мог и любые мои теперь со мной. А вот за всё добро сделанное и поклониться теперь некому.
Нет, кузнец всё-таки был пьян, мертвецки пьян, непонятно, какая сила удерживала его в сознании, по идее уже должен лежать бревном. Внезапно его рука метнулась вперёд, ухватив Ладу за грудки, рывком притянул к себе, заставив жену испуганно вскрикнуть.
— Пей давай, что нос воротишь сучоныш, здесь все ему обязаны, и ты не меньше других.
Ещё год назад, такое действие здорового мужика заставило бы её испуганно сжаться. Но не теперь, последние события здорово изменили её. Она обернула свою руку вокруг его, надавила всем своим невеликим весом, давя своим предплечьем на его. У Олега приём получался легко, одно движение и противник стоит перед ним на коленях. Горыня лишь усмехнулся, небрежным движением отбросив её прочь.
— Вот, даже ухватки его используешь, — кузнец тяжело вздохнул, опустил голову, Лада увидела, как с его ресниц сорвалась одинокая слеза, — пшёл отседова крысёныш. — прошипел Горыня заплетающимся языком и отрубился.
— Голуба, да что здесь происходит, — накинулась на женщину Лада.
— Понятно, ещё не знаешь. Боярина Олега на торгу в Великих Луках убили.
— Как убили!? — не поняла вмиг растерявшая всю свою уверенность девушка.
— Стрела в сердце.
— Что ж теперь будет? — прошептала самой себе Лада опускаясь на землю. Болью отозвалось сердце, словно это в неё попала стрела.
Глава 9
Владимир
— Ты зачем это напечатал? — Рябушев был не на шутку рассержен, — предполагается, что это очень личное, — однако, только что вошедший Олег, на которого он наехал прямо от порога, особо не удивился. Удивиться пришлось хирургу. Внешний вид менеджера среднего звена олицетворял собой торжество средневекового милитаризма. Сам в доспехе, за спиной торчат рукояти двух кривых клинков, притороченных по бокам рюкзака. Это что-то новенькое, раньше он носил их исключительно заткнутыми за пояс. В руках его любимое оружие, не то меч на длинной ручке, не то короткая алебарда, за спиной приторочен арбалет и короб с болтами. Картину портил его альпинистский рюкзак на плечах, — у нас намечается война? — с удивлением спросил Рябушев.
— По первому вопросу — так было нужно, по второму — на сколько мне известно, пока нет. Так, спец операция по зачистке торгового пути. Не возражаете, если подробности через полчаса, надо сполоснуться и перекусить, с утра не жрамши.
Ровно через полчаса он как и обещал, постучался в дверь комнаты Рябушева, уселся в кресло, прогнав оттуда кота. Поёрзал, устраиваясь поудобней, вытянул ноги и наконец приступил.
— Статья о вас есть следствие нашего нового статуса, раз мы теперь члены боярского рода, вести нам себя положено соответственно. Здесь не принято, чтоб боярин лечил людей, да ещё и сам к больным приходил. Народ начал задавать ненужные вопросы, не получая на них ответа, дал свободу творчеству. Вспомните, что у нас народ мог придумать, а уж что здесь они измыслят, страшно представить. Один раз, тысяцкий уже вытащил вас из большой беды. Так что, я просто избавил всех нас от будущих неприятностей связанных с вашей деятельностью.
Он говорил всё правильно, умом Рябушев всё понимал, только легче от этого не становилось.
— Да всё понимаю, но нельзя ли было хоть посоветоваться со мной, не писать про «выход из рядов» и тем более про мой неудачный брак. На меня теперь народ как на икону крестится.