Длинные волосы падали парню на глаза. Он сердито откинул их тыльной стороной руки.
— Я уверен, что вы хотите помочь мне отправиться в газовую камеру. Да, это я убил Келси! Бог свидетель, он этого заслужил. Теперь идите сюда и схватите меня, все вы — мерзавцы.
Реннер разглядывал лицо парня и испытывал к нему жалость.
Ему было больнее, чем тогда, когда Причард навел на него свой пистолет. Молодой Табор пребывал в каком-то безумном неистовстве. Он хотел, чтобы его пристрелили и на этом бы все поскорее закончилось. Он не убивал Келси. Он никого не убивал. Все, что он делал, это пытался защитить себя.
Реннер поднялся на несколько ступенек и встал впереди Андерса.
— Никто не собирается забирать тебя, Джонни, — сообщил он спокойно. — По крайней мере, до тех пор пока мы не потолкуем как следует. Если же они попытаются, я встану рядом с тобой. У меня в кармане револьвер, и мы не дадим себя в обиду.
Молодой Табор, помолчав, сказал:
— Я верю вам, мистер Реннер. Вы парень что надо. Мэри говорит, что вы всегда относились к ней как к леди. И я видел собственными глазами, как вы проучили Келси в своем баре. Но будьте в стороне, пожалуйста.
— Почему? — негодовал Реннер.
Мэри вышла на площадку и встала рядом с мужем. Яркий свет позади нее просвечивал сквозь дешевенький хлопчатобумажный халатик, обрисовывая силуэт ее юного тела.
— А потому, что, он хочет защитить меня, — произнесла она в ответ на вопрос Реннера. — Джонни не убивал Келси. Это сделала я.
За исключением сильного жужжания кинокамер и аппаратов телевидения не было слышно ни единого звука. Даже собаки прекратили свой вой, и толпа, сгрудившаяся у подножья лестницы, казалось, затаила дыхание.
— Ты убила Келси? — спокойно спросил Реннер.
Мэри так яростно закивала головой, что ее конский хвостик отчаянно запрыгал вверх и вниз.
— Да, это так. На кровати в вашем номере, мистер Реннер. Когда он попытался снова изнасиловать меня.,
Она провела бумажной салфеткой, которую держала в руке, rio своим сухим глазам, извинилась:
— Я даже не могу плакать. Я уже все выплакала, наверное. — Она спрятала салфетку в карман халатика.
— Видите ли, все началось около двух месяцев назад, в тот день, когда Келси пришел получить ренту для банка, и, кроме меня, в доме никого не оказалось.
Все еще держа под прицелом ружья толпу, молодой Табор произнес:
— Ты не обязана ничего им говорить, малышка. Ты не сделала ничего, чего должна стыдиться.
— Я знаю, — сказала девушка. — Но я хочу, чтобы и они знали тоже.
Она глянула на лица, уставившиеся на нее со*всех сторон.
— Я сказала Келси, что родителей нет дома. Но как только папа придет с работы, он принесет деньги в банк. А Келси ответил, что деньги здесь ни при чем и что, может быть, мь/ как-нибудь договоримся. Он сообщил, что давно обратил на меня внимание и спросил, не говорил ли мне кто-нибудь, что я хорошенькая. Я в ответ пошутила и сказала, что Джонни говорил мне об этом много раз. Затем он перевел разговор на очень личную тему. Он сказал, что видел меня и Джонни в горах и хотел узнать, сколько раз в неделю мы это делаем. Я ответила ему, что это не его дело, но у нас ничего не было, потому что мы бережем это для нашей свадебной ночи. Он рассмеялся и сказал, как много я упускаю. Он пытался тискать мои груди и говорил грязные слова. Я сказала ему, чтобы он прекратил свои разговоры и убирался, а не то-я скажу своему отцу. А он сказал, что, если я это сделаю, мой отец лишится работы. И, вместо того чтобы уйти, он схватил меня и стянул платье. Он пришел в такое возбуждение, что предложил мне двадцать долларов, если я уступлю ему. — Единственная слеза скатилась по ее щеке. — Я сказала, что он сумасшедший и попыталась бороться с ним. Но он делал мне больно, и мне было ужасно стыдно. Я думала, что умру, Я просила его прекратить, остановиться. Вместо этого он сказал, что покажет мне, кто правит в Мишн-Бей. Ударил меня по лицу кулаком и сбил с ног. Затем, когда я оказалась в полубессознательном состоянии, он сорвал с меня трусики, раздвинул мне ноги и сделал это, будто я была блюдом с мороженым. И даже тогда, когда он кончил, он не позволил мне встать. Он держал меня на полу, пока не смог сделать это еще раз. Тогда я уже пришла в сознание и думала лишь о том, что скажет об этом Джонни. Затем я почувствовала, что он делает мне ребенка, но пыталась кричать, и мне сделалось плохо. Мне было так стыдно, что я не рассказала сразу Джонни. Я стыдилась сказать об этом даже отцу и вообще кому бы то ни было.