— Всё хорошо, пойдём, — приговаривала помощница госпожи Оринет. — Пойдём…
— Илья, у вас точно нет переломов?
— Что с Мирним?!
— Ничего страшного. — Учитель системной магии отпустил школьника, отвернулся и провёл ладонью по лицу. — Обычная истерика. Сейчас ей дадут капель, и она быстро придёт в себя.
Илья посмотрел туда, куда смотрел Фредел, и увидел Санджифа, с огромным напряжением заставляющего позаимствованную виверну опуститься за дорожку. Аглае уже соскочил с вивернова хвоста, на котором каким-то чудом держался всё это время, и, уцепившись за стремя, тянул к земле, налегая всей тяжестью.
Мысли о Мирним отступили, сменившись обжигающим чувством вины. Петербуржец вспомнил и о своих умозаключениях, что, мол, друг и так лучше умеет управлять вивернами и сочетать это дело с магией, так что пусть отдувается, и о том, что совсем забыл о нём и его спутниках. Бросился к другу, а тот уже соскочил на землю следом за куратором (Маша свалилась одновременно с ним и теперь торопливо распутывала узел ремня, которым была привязана к сыну лорда — её страховка, в отличие от состряпанной Мирним, выдержала всё) и тянул за поводья. Виверна визжала, крутила головой, пыталась отбиваться, и уже через пару мгновений стало ясно, что с ней вряд ли удастся справиться.
— Отпускай! — рявкнул Аглае. — Отпускай! Мария, прочь!
— Беги, Маша!
— Не могу, — крикнула девушка, дёргая пояс. Сообразила, что не совладает, в мгновение ока расстегнула пряжку и отпрыгнула назад. Ремешок выскочил из кулиски, освободив свою обладательницу.
Санджиф откатился прочь от бьющих крыльев и когтистых передних лап ещё быстрее, чем это удалось Агласу — впрочем, он находился сзади, поэтому ему-то как раз ничего не грозило. Освободившись, виверна рванула в небо, ударила воздух и всех, кто оказался неподалёку, шлейфом обжигающей снежной пыли и понеслась ввысь, к кокону магической защиты, запирающей школу.
Илья бросился к другу, а тот, потряхивая головой, с которой тоже слетела шапка, медленно поднимался со снега. Встал, посмотрел на Илью, вздохнул и кивнул слегка, и это движение говорило о том, что он чувствует, лучше, чем самая длинная и прочувствованная речь. Петербуржец похлопал его по плечу, а потом не выдержал, обнял, выдохнув:
— Живы. Живы, чёрт побери…
— Да, живы. — Санджиф в ответ хлопнул друга по спине, отодвинулся и снова заглянул в лицо. — Живы. Ты молодец.
— Я-то чего? — изумился юноша-аурис. — Это ж ты мне несколько раз жизнь спас!
— Я б изначально не решился так рисковать. Гоночные-то виверны дорогие, хорошо обученные… Где ты прочитал, что удар по глазам заставляет их подчиняться?
— Нигде. Я и не знал. Так, по наитию…
— Ты не перестаёшь меня изумлять… Маша, ты как?
— Всё отлично. — Девушка поднялась, отряхнула брючки и шубейку. — Где Мира? Она цела?
— Говорят, просто истерика. Вроде ничего не сломала.
— Странно было б, если б не было истерики. — Архангельчанка была невозмутима настолько, что в это мгновение показалась Илье сестрой-близнецом Санджифа.
— Но у тебя-то нет…
— Просто до меня ещё не дошло. Дойдёт попозже, вот тогда буду трястись, — деловито отозвалась девушка. — К тому же все истерят по-своему… Я пойду, ладно? — Она смотрела на сына лорда, словно бы спрашивала его разрешения.
— Я тебя провожу, — ответил тот непреклонно и лишь взглянул на друга. — Увидимся.
Впрочем. Илье бы даже в голову не пришло сомневаться в естественности его желания проводить свою девушку, которая прошла через всё то, что выпало им сегодня. Кивнул, взмахнул рукой, мол, идите, и отвернулся, чтоб не мешать им даже своим взглядом.
Ему показалось, что время внутри него задержало ход. Движения и мысли стали вялыми, как примёрзшие к стеклу мухи, никак не получалось сообразить, чем же надо заняться прямо сейчас? Наверное, пойти проверить, как там Мирним… Или, может, поискать украденную виверну? Сообщить о «позаимствовании», а то ещё обвинят в краже. И кому сообщать? А может, просто забить на это дело…
— Илья! — окликнул его Аглае. — На, — и протянул ему свою шапку.
— Не надо, зачем? Здесь же теплее… — И только тут сообразил, что нисколько не теплее — тот же ледяной ветер, и так же покалывает в висках, мешая сосредоточиться. Подумал было, что ведь куратору так же холодно, как и ему самому, а потом — что тот взрослый человек, если готов отказаться от шапки, значит, не страдает от холода — и натянул её на уши. — Спасибо.