А если вспомнить о нетерпимости радикальных течений, существующих во многих религиях, то вполне возможен сценарий, когда какая-то достаточно сильная группировка в страхе перед будущим попытается уничтожить если не всю человеческую цивилизацию, то ее прогрессивные технические достижения…»
— Теперь тебе понятно, что меня зацепило в этой статье? — хмуро спросил Сергей. — Пройдет десять-пятнадцать лет, и часть нашего мира изменится до полной неузнаваемости. Произойдет вспышка, взрывообразный рост развития технологий, но при этом кто-то из нас сделает шаг в будущее, а кто-то останется в прошлом. Навсегда. И крови будет много больше, чем предсказывает автор. — Давыдов говорил, с каждым словом мрачнея, погружаясь в черные глубины собственной логики. — Я исхожу из реалий дня сегодняшнего, Антон. На войне было легче — там хоть с грехом пополам мы могли определить: вот свои, вот чужие, а тут… — он махнул рукой, — сплошное болото, где человек человеку волк. — Он выпил и добавил: — Нет у меня ни времени, ни возможности, чтобы сесть тут в глуши и ждать грядущего… А пролезть сквозь игольное ушко хочется, понимаешь?
— Это я понимаю, — кивнул Антон. — Но и ты не забывай: я еще даже не включал привезенные тобой компьютеры. Не факт, что разберусь.
— А ты пробуй! Все мы лентяи и калеки вот тут. — Сергей выразительно похлопал себя по затылку, в который раз с горечью припомнив свое малодушное бессилие, испытанное много лет назад при виде незнакомых компьютерных программ. — Ну, а выбирать мне не из кого, — признался он. — С тобой мы из одного котелка ели, и для меня этого достаточно. Я просто хочу оказаться среди настоящих людей. — Сергей поднял взгляд на Антона и тихо добавил: — Если доживу, конечно…
Извалов промолчал. Ему нечего было ответить на подобный монолог, который вызывал в душе лишь боль и чувство неодолимой горечи…
…Спустя четверть часа Давыдову внезапно позвонили на мобильник, и он, коротко переговорив с неизвестным Антону абонентом, встал из-за стола с явным намерением ехать.
— Уже?
— Дела… — Сергей спрятал мобильный телефон, потом вытащил из наплечной кобуры уже знакомый Извалову «стечкин» и положил пистолет на стол.
— Зачем?
— На всякий случай. Сейчас по лесам разные «грибники» шатаются, а домик получился приметным.
Давыдов немного помедлил, а потом решительно встал и направился к выходу.
— Работай, Антон, разбирайся, что к чему, — обернувшись на пороге, произнес он. — И не пугайся нового, непонятного: все в твоих силах.
— Когда приедешь?
— Не знаю. Как дела отпустят. Ты на меня не оглядывайся. Я справлюсь…
Затертая брошюра и пистолет системы Стечкина надолго остались для Извалова символами коренного перелома в жизни.
Две вещи обозначали для него переход из прошлого в будущее, резкий зигзаг судьбы, оставивший его в лесной глухомани наедине с компьютерами.
Несколько суток он так и не решался сесть за рабочий стол — ходил по дому, придерживаясь одной рукой за стены, постепенно свыкаясь с протезами, которые ощущались им как статичные, непривычно тяжелые, абсолютно чуждые организму приспособления.
Устав, он садился на диван и включал телевизор, бездумно смотря подряд все передачи, пока его не начинало неодолимо клонить в сон.
В тот роковой сентябрьский день, когда рухнули американские небоскребы, а тягучий бразильский сериал, транслируемый по каналу Общественного российского телевидения, был внезапно прерван экстренными выпусками новостей, Антон испытал очередной шок. Несколько минут он сидел с пультом дистанционного управления в руке, оцепенев от внезапности, а в голове крутилась одна и та же мысль: «неужели все началось так скоро?!»
Несколько дней он, не отрываясь, смотрел выпуски новостей, наблюдая, как катится по информационным каналам ударная волна от прогремевших взрывов, ломая устоявшееся мировоззрение миллиардов жителей Земли, в одних странах щедро роняя семена страха, ненависти и паранойи, а в иных открывая глаза слепцов, не желавших видеть ту глобальную угрозу, с которой он лично сталкивался еще много лет назад в Чечне…
«А ведь боевики уже тогда пользовались сотовой связью, переносными компьютерами и другими достижениями технического прогресса», — отчетливо вспомнилось Антону.
Отчаянно хотелось увидеть Сергея, поговорить с ним, но он уехал, не оставив ни адреса, ни номера телефона, ничего.
Антон прожил остаток осени в мучительном, бесполезном ожидании, пока первый снег не лег на стылую землю.
Ранним морозным утром он проснулся, долго лежал в постели, а в голове крутилась назойливая, неприятная мысль: «Сергей не приедет».
Мысль граничила с кощунством, но Антон чувствовал: это правда.
Не выдержав растущего морального напряжения, Извалов резко сел в постели, спустил на пол босые ноги, пытаясь на ощупь найти тапки, и вдруг поймал себя на этом неосознанном рефлекторном действии.
Похолодев, он опустил взгляд.
Пальцы на правом протезе шевелились.
Встав, он подошел к окну и долго смотрел, как медленно падает, укрывая землю, первый снег, а потом, не позавтракав, сел в офисное кресло за расположенным тут же, в спальне, персональным компьютером и включил питание.
Первое, куда погружается разум человека при свободном доступе к мощной «персоналке» — это, естественно, мир игр — он наиболее доступен, понятен и впечатляющ для любого, пусть совершенно неподготовленного индивида, чей палец однажды щелкнет кнопкой манипулятора «мыши», открывая себе вход в иную реальность.
Жестокие грезы, которые распахивают перед ним страницы фантомного бытия, иная реальность, поначалу не находящая ассоциаций в окружающем мире, ослепительный водоворот образов, затягивающий сознание в глубь электронных вселенных.
Кажется, чем глубже, тем страшнее, тем труднее выбраться оттуда, тем тоньше связь с реальностью натуральной, физической. Когда под утро скрюченные пальцы отпускают истерзанную «мышь», перед глазами плавает муть усталости, а в прокуренном воздухе витают образы, принесенные оттуда… Затем путь до кровати, провальный сон, больше похожий на калейдоскоп футуристических стоп-кадров, потом свинцовая тяжесть в голове из-за короткого отдыха в неурочное время — и неодолимая тяга назад, к заветному монитору, с чашкой крепкого кофе в руках… Но это только поначалу.