Это удавалось далеко не всем. Герберт не мог с точностью сказать, сколько человек поднялись вслед за капралом, но в прорехах стелющихся вдоль самой земли пылевых облаков он видел, как справа от него внезапно упали двое солдат, подкошенные кинжальным огнем бьющего из мглы пулемета, а затем неожиданно пришел и его черед.
Поначалу, когда что-то с силой ударило в бедро левой ноги, он почувствовал лишь жар, бежать стало трудно, потом мышцы не выдержали, колено бессильно подломилось, и он неловко упал на бок, по инерции прокатившись несколько метров.
Режущая боль пришла в тот миг, когда он взглянул на свою ногу. Ткань униформы в районе бедра была распорота, будто по ней полоснули ножом, а из прорехи пульсирующей струйкой била кровь.
Он не вскрикнул, лишь сознание вдруг поплыло, теряя остроту восприятия, но Герберт уже перешагнул некий внутренний порог, когда страх и растерянность истончились, отошли на второй план под жестким прессингом стремительных событий. Лейтенанту казалось, что он утратил всякий осмысленный контроль над собственным телом, и не рассудок в данный момент руководил рефлексами, а наоборот, словно древние участки мозга, доставшиеся нам от первобытных предков, внезапно перехватили управление, заставив его машинально зажать рану рукой и ползти, теряя остатки сил на последних метрах, отделявших Герберта от спасительного укрытия.
Дверной проем здания был перегорожен рухнувшими обломками, но Ричардсона уже не могли остановить подобные преграды — протиснувшись в зазор между двумя сложившимися «домиком» плитами, он оказался внутри длинной сумеречной комнаты.
Нервное напряжение не отпускало, тело по-прежнему лихорадило, словно у него начался жар, бедро пульсировало нестерпимой болью, но тем не менее он прополз еще пару метров по захламленному полу, прислонился спиной к уцелевшему участку стены и только тогда огляделся вокруг.
Зрение постепенно свыклось с сумраком, и он различил многочисленные бреши в стенах, троих бойцов, занявших позиции у перекошенных, осевших оконных проемов, и капрала, который находился тут же: он опустился на корточки подле квадратного люка, очевидно, ведущего в подвал дома. Судя по его тщетным попыткам открыть проход, тот оказался заперт изнутри, значит, в подвале кто-то был.
Рваные мысли не успели сложиться в голове лейтенанта в четкую картину понимания окружающей обстановки — капрал внезапно выпрямился и, отступив на шаг, вскинул «М-16», выпустив несколько очередей в район предполагаемого запора, а когда изрешеченный пулями люк вдруг с глухим звуком провалился вниз, то вслед его падению полетела граната.
Глухой взрыв заставил руины дома вздрогнуть: со стен посыпались остатки облицовки, сверху с провисшего железобетонного перекрытия со скрежетом обрушились несколько бесформенных обломков, а из квадратного проема в полу вдруг вырвались клубы сизого дыма, смешанного с белесой взвесью.
— Кто там был?.. — хрипло спросил лейтенант, глядя, как расползается вдоль пола сизо-белое облако.
Капрал обернулся.
Его лицо походило на тотемную маску смерти — несколько свежих порезов обильно кровоточили, кожа плотно обтянула обострившиеся скулы, в глазах читалось бешеное, ненормальное выражение.
— Оттуда работал пулемет, — выдавил сквозь зубы капрал. — Теперь мы в безопасности, — добавил он, сплюнув на пол. — Если сидеть тихо, то, может, еще доживем до заката.
К Герберту постепенно возвращалось ощущение реальности.
Дым, сочащийся из подвального помещения, постепенно иссяк, вокруг воцарилась относительная тишина, нарушаемая лишь тонким, заунывным посвистом ветра да невнятным шуршанием песка. Капрал был прав — иракцы вряд ли полезут проверять руины здания, и у них теперь появился реальный шанс отсидеться тут до подхода своих частей, которые должны были развернуть наступление от побережья в глубь территории Кувейта.
Бессильно отпустив оружие, Ричардсон, поморщившись от боли, посмотрел на наручные часы. Цифры в крохотном окошке указывали, что с того момента, как колонну обстреляла артиллерия, прошло всего лишь тридцать минут.
Полчаса он сидел, совершенно опустошенный, необратимо изменившийся внутри, вся прошлая жизнь казалась сном, словно между двумя отрезками бытия пролегла неодолимая пропасть.
Его терзали жажда и боль, но сил пошевелиться уже не было.
Капрал тем временем обошел весь периметр обширного помещения, осторожно выглядывая в проломы. Закончив осмотр прилегающей к зданию местности, он что-то тихо сказал троим бойцам и, отыскав взглядом Ричардсона, направился к нему.
Присев рядом, он устало сообщил:
— Сзади разбитые позиции. Похоже, иракцы покинули их еще до окончания артобстрела. С твоим грузовиком все нормально. Лежит на обочине. Да, кстати, моя фамилия Дуглас. Майкл Дуглас.
Герберт кивнул и судорожно сглотнул. После рывка через барханы его почему-то уже не так остро заботила сохранность груза и важность возложенной на него миссии, которая в сложившейся ситуации была явно невыполнима.
— Что с ногой? — хрипло спросил Дуглас, обратив внимание на кровь.
— Не знаю. — Герберт болезненно поморщился. — Зацепило.
— Давай посмотрю. — Капрал уже опустился на колени, одной рукой вытаскивая десантный нож, а другой доставая индивидуальный перевязочный пакет.
Лейтенант счел за благо отвернуться. Он лишь услышал звук вспарываемой ткани да почувствовал вспышку жгучей боли, от которой хотелось заорать во все горло.
Стиснув зубы, он издал долгий мучительный стон.
— Ничего страшного, лейтенант, — успокоил его Дуглас, накладывая жгут. — Пуля прошла вскользь, считай, что просто сильно порезался. — Несмотря на это оптимистичное заявление, капрал, мельком взглянув на землисто-серое лицо Герберта, достал шприц-тюбик и сделал ему противошоковую инъекцию. — Все, можешь понемногу двигаться, — заключил он, перевязав рану.
Минут через пять Ричардсон ощутил ненормальный, лихорадочный прилив сил. Боль исчезла, лишь тугая повязка на ноге сковывала движения.