Кирилл поднял взгляд на сидевшего рядом друга.
— Что-то ты задумался, брат, — сказал Лёха очнувшемуся вдруг Кириллу, — ой задумался.
— Да накатило что-то. Не пил давно, — попытался оправдаться Кирилл. — Слушай, ты же со всеми нашими связь поддерживаешь вроде?
— Ну не со всеми, но со многими. С кем перезваниваемся, с кем в контакте списываемся иногда. Это ты вот номер сменил и пропал, ни слуху, ни духу. А что?
— Ольгу поздравить надо, — голос предательски дрогнул.
— Аааа. — Лёха расплылся в довольной улыбке, — думал уже не спросишь. Сейчас. — Лёха достал из нагрудного кармана старенькую «Нокию» и защелкал кнопками, листая записную книжку, — я-то ей с утра уже СМС с поздравлениями отправил. Неделю назад, кстати, она сидела вот здесь же, на твоём месте и так же о чем-то думала. Тебя спрашивала, между прочим.
— Как была? — удивился Кирилл, — она не в Питере разве?
— Проснулся, брат. Она уж четыре года как вернулась. В городской больнице гинекологией заведует. Не знал, что ли?
— Нет.
— Вот, нашёл. Записывай.
Кирилл набрал на телефоне десять цифр, продиктованных Лёхой, и сразу нажал кнопку вызова.
Гудки в трубке тянулись жутко медленно, словно невидимый оператор умышленно растягивал их, заставляя ждать ответа как можно дольше.
— Алло! — услышал вдруг Кирилл, открыл рот и не смог ничего ответить. — Алло! — повторила Ольга.
— Привет! — выдохнул, наконец, Кирилл, — привет, Оля! С нашим днём рождения тебя!
Кирилл открыл правый глаз и тут же пожалел об этом. Было больно. Больно, отвратительно и очень хотелось сдохнуть. Причём сдохнуть желательно побыстрее, прямо здесь и прямо сейчас. Самое обычное желание, когда просыпаешься с дичайшего похмелья.
Кстати, просыпаться не хотелось, Кирилл проснулся уже давно, но наивно пытался продлить сон, надеясь переждать похмелье в царстве Морфея. Не вышло. Не получается спать, когда ужасно хочется пить, а содержимое мочевого пузыря уже вот-вот найдёт выход наружу самостоятельно. Как бы ни был привлекателен вариант сдохнуть, умирать в луже мочи Кириллу не хотелось. Поэтому он собрался с силами и открыл один глаз.
Желание сдохнуть прямо здесь мгновенно пропало. Просто потому, что Кирилл не знал, где это здесь. Он не узнал место, где находится, не знал, где он.
Всё, что он понял, открыв один глаз (второй пока открыть было проблематично, ибо мир вокруг сразу затевал безумный хоровод, и начинало тошнить), это то, что он лежит на разложенном диване, под раскрытым зонтом, а рядом храпит тело, очень напоминающее друга детства Лёху. Видимо, пьянка не просто удалась, а приняла неведомые масштабы.
Теперь главное не вспоминать, до каких именно масштабов удалось довести празднование своего дня рождения, от этих воспоминаний может быть стыдно и неприятно. А Кирилл был готов руку отдать на отсечение, а ещё лучше больную с похмелья голову, что так и будет. Стыдно и неприятно.
— Лёха, спишь? — Кирилл стал толкать лежащее рядом тело в бок, — Лёха, гад, просыпайся!
В ответ тело дважды выдало что-то похожее на «Нунах!» В принципе, Кирилл был согласен с собеседником, он тоже так думал, но хотелось конкретики. Где они, нунах? Что вчера, нунах, было? И вообще, что за нунах? Ну то есть, великий и могучий мат, данную ситуацию описывал не так подробно, как того хотелось Кириллу.
Кирилл ощупал себя, похлопал по карманам.
Портмоне и телефон, вроде, на месте, уже хорошо. Одежда тоже вся и полностью на мне, а значит, Лёха не затащил меня к каким-нибудь своим знакомым дамам. Ну и где мы? Явно не у Лёхи, у него квартиры сейчас нет, тем более такой. Неплохая, кстати. И какого хрена я под зонтом?
Кирилл понял, что как бы плохо ни было, нужно вставать. Ответов не появляется, в глотке сухо как в пустыне, а самое главное, нужно срочно доставить своё тело в туалет, иначе оно доставит кучу неприятностей.
Но подняться Кирилл не успел. Дверь в комнату открылась, щелчок выключателя, и яркий свет ослепил единственно открытый глаз.
Нунах! Миллион раз нунах! Больно!
Как только боль утихла, Кирилл вновь разлепил правый глаз и вновь пожалел. Он не хотел видеть то, что увидел. Точнее, он не хотел, чтобы вошедший видел его в таком непотребном состоянии. Ему было стыдно. Стыдно и неприятно, как и предполагалось. В комнату вошла Ольга.
Твою мать! Как мы у Ольги-то оказались? Только не это! Ну не в таком же жалком виде. А в каком виде я вчера к ней нарисовался? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Нунах, в самом деле! Лёха прав, нунах!
— Ну, что, братцы алкоголики, проснулись?
Ольгу явно веселил их жалкий вид, укора в её голосе Кирилл не почувствовал. Хотя он и сам бы, наверное, от души посмеялся сейчас над собой, если бы мог. Как ни крути, а в тридцать пять уже нет сил пить и гулять как в восемнадцать или двадцать. Можно и умереть ненароком. Выпить столько же, как много лет назад, ещё может и хватит сил, всю разницу между раньше и сейчас ты поймёшь на следующий день и будешь ощущать ещё минимум неделю. Так Кирилл в двадцать лет мог напиться и посильнее чем сегодня, да ещё и отжигать на дискотеке до шести утра, а в девять как ни в чем не бывало сидеть на парах в универе. Но после тридцати вдруг оказалось, что свой лимит безболезненного похмелья он исчерпал, и именно поэтому пил теперь Кирилл крайне редко.
Ольга была прекрасна. Потрясающе красивая шикарная женщина. Настоящая женщина. Может, уже неидеальная фигура, предательские морщинки и усталость, но она излучала такой мощный поток нежности, тепла и настоящей женственности, что остальное просто не замечалось. Кирилл смотрел на неё и чувствовал лишь одно, вот она, вот настоящая женщина.
Он обожал это слово. Женщина. Ему было непонятно, почему девушки порой обижаются на него, ведь в этом слове столько самых истинных эмоций и чувств, сколько невозможно передать никакими другими словами. Оно не обозначает возраст, статус или опыт, нет. Это выражение истинной любви, обожествление. Женщина! Да миллиарда слов не хватит, даже самых красивых слов. Все они померкнут и будут казаться ужасно убогой банальностью рядом с этим святым словом. Так нежно можно называть лишь человека ставшего тебе не просто близким, а ставшим тобой. Ту, что однажды стала частью тебя. Этим словом нельзя разбрасываться, оно слишком интимное, его нельзя дарить кому попало. Оно даётся лишь однажды и лишь для одной единственной в твоей жизни. Ты можешь подарить его лишь вместе со своим сердцем, а разве у тебя их много? Вот и истинная женщина в твоей жизни может быть только одна. Настоящая, любимая женщина!
Да, можно ошибиться. Может обмануть сердце, могут обмануть чувства, для людей ошибаться так вообще нормально и естественно. Всё это возможно. Но сейчас Кирилл всем нутром чувствовал, он знал, что не ошибается. Перед ним стояла настоящая женщина. Его женщина.
Столько лет он мечтал встретить её просто для того, чтобы понять и почувствовать, что она есть в этом мире, что она существует. Он мечтал о ней. Но так и не смог никого назвать своей женщиной. Даже супругу Наташу он честно хотел почувствовать своей, но не смог ни разу. Любил, жил с ней, но своей женщиной не ощущал. А чертовски хотел познать это счастье. Потому что это главное и единственное счастье в жизни любого мужчины — просто знать, что она в твоей жизни была. Твоя женщина! Что не зря ты ошибался, не зря все эти шишки себе зарабатывал и шрамы на сердце. Всё ради счастья познать любимую женщину.
И сейчас Кирилл это чувствовал, его женщина, оказывается, уже была в его жизни, но он, дурак, тогда этого не понял, не разглядел. Он даже воспоминания о ней пытался скрывать много лет. От осознания этого Кириллу было безумно стыдно. Не за свой печальный похмельный вид, не за свой пьяный визит, которого он даже не помнил, а именно за то, что когда-то упустил из своей жизни свою женщину.
Кирилл боялся смотреть на неё, боялся её взгляда, ему было стыдно. Стыдно смотреть ей в глаза, но и отвести взгляда он не мог. Хотелось исчезнуть, просто раствориться в воздухе. Чтобы эта прекрасная женщина не видела этого жалкого зрелища. Не видела Кирилла. Он боялся замарать своим присутствием чистую красоту.