— Да, знаю.
— Лили очень плохо отзывалась о своей сестре, но что значат слова против фактов? Перед вступлением Лили и Джеймса в Орден была проведена проверка. Если коротко, то и сама Лили была не подарок, а в испорченных отношениях виноваты как сама Лили, так и её сестра, Петуния. Но не было ничего, что могло бы негативно сказаться на отношении Дурслей к юному Гарри. Я даже попросил присмотреть за ними одну свою старую знакомую… Я просчитался дважды.
Директор сгрёб десяток лимонных долек с вазочки и, вновь откинувшись на спинку кресла, поднёс одну ко рту. Его правая рука была явно под иллюзией, но подвижность потеряла изрядно.
— Я не учёл, что Дурсли будут без любви относиться к мальчику, а моя знакомая… Взросление и жизнь в послевоенных условиях, в разрухе, голоде, холоде и смертях от любой мелочи… Я не учёл, что в её мировоззрении для «нормально живёт, хорошо себя чувствует», будет достаточно того, что у Гарри есть крыша над головой, одежда и какая-то еда… Это моя ошибка.
— Я вас понял, директор, — вновь кивнул я, протягивая руку к оставшимся в вазочке долькам. — Ваш взор обратился на меня. Но что-то я не чувствовал «направляющей руки».
— А вы бы приняли внимание и помощь с моей стороны? Вы не доверяли собственной тени… Что разумно, в Магическом-то мире.
— Нет, пожалуй. Это было бы подозрительно.
— Вот и я так посчитал. Посчитал, но искал любую возможность дать вам знания. Вернул все книги в запретную секцию, когда-либо изъятые всеми директорами. Каждый директор, мистер Найт, имеет возможность на своей должности изъять пять книг, не соответствующих «изменившейся за века магической морали». Искал любой повод отправить вас в Запретную Секцию. Но на первом курсе вы проявили поразительную отчуждённость от любых событий в замке. А на втором уже и сами, вместе с мисс Грейнджер, справились с этой задачей.
— Но зачем?
— Вам так нужно, чтобы я озвучил очевидное? — директор чуть улыбнулся, сверкнув очками-половинками. — Вы, как «сила не от мира сего», способны игнорировать пророчества. На это была моя ставка. Я понял, какой вы человек, понял ваши стремления и уверился, что если Волдеморт воскреснет, то так или иначе вы не оставите это просто так. Вы даже не представляете, мистер Найт, сколько раз я пытался лично противостоять ему и одержать победу. Всякий раз получалась какая-то нелепица. В итоге все силы были брошены на непрямое противостояние и сдерживание его агрессии, сдерживание Пожирателей, сведение жертв к минимуму, лишению его сил через людей, политику и влияние.
— Хм… Раз уж мы начали говорить откровенно, то можно вопрос?
Дамблдор утвердительно кивнул.
— К чему вся ситуация на первом курсе? На втором? Третьем и так далее… Я не понимаю.
— Первом? — директор немного удивлённо приподнял одну бровь. — Я не могу отказать моему давнему наставнику и другу в его просьбе. Но и рассказать её суть не могу. Касательно ваших же опасений, могу сказать, что Пушок не способен причинить вред школьнику. Даже если ученику показалось бы, что его прямо сейчас растерзает цербер, то максимум, что сделал бы Пушок — залил несчастного слюной с головы до пят, да штанину подрал. Абсолютно любое магическое животное, находящееся на территории Хогвартса, подвергается подобному нерушимому магическому воздействию — чары самих Основателей. Вся та полоса препятствий была хоть и травмоопасна, но безопасна. Я попытался совместить просьбу наставника, сопровождаемую финансовой поддержкой Хогвартса, с попыткой пленить дух Волдеморта. Зеркало Еиналеж — довольно хитрый артефакт. Если его правильно настроить, то оно со временем пленит душу того, кто указан в этих настройках. Пленит, и разрушит, как Дементор, отправляя остаток прочь из мира. Сутки — столько нужно было профессору Квирреллу, чтобы дух Волдеморта был пленён. Но я недооценил самоотверженность мистера Поттера, и в итоге Тёмный Лорд отвлёкся от Зеркала, а ритуал — сорвался…
— Тогда василиск…
— Абсолютно безопасен. Был, пока вы его не убили. Даже если бы он получил приказ от самого Слизерина, то оцепенение — его предел.
— А как же Миртл?
— Сложно сказать наверняка, но её тело имело следы оцепенения от взгляда, а только потом она умерла. Смерть же от взгляда настолько же бесследна, как и от Авады.
— А яд?
— Василиск способен менять свойства своего яда в широчайшем диапазоне…
— Да, я читал в книгах. Правда, обычно он использует мгновенно действующий смертельный, либо кислотный.
— Именно, мистер Найт. В одном из немногих сохранившихся своих трудов Слизерин описал ограничивающие заклинания, намертво прописанные в его творении. Василиск при укусе ученика мог бы оставить сильные шрамы и мощное болевое воздействие, а в последствии — временный и безопасный паралич и сон. Он был создан Слизерином как идеальный охранник, способный в любой момент времени появиться в любом месте Хогвартса и защитить его от вторжения.
— Но дневник? Как?
— А вот это — очередная моя ошибка. Я не смог тогда, да и не смог бы сейчас, почувствовать подобный артефакт. Крестраж. Вы ведь заметили, что он ничем не выделяется, если не знать, куда смотреть. Ну подумаешь — принесла девочка блокнотик с чарами. В Хогвартс каждый год проносят тысячи различных мелких поделок и зачарованных предметов. Если сигнальные чары бьют тревогу на очевидно Тёмные артефакты, то на такие — нет. Да и сам я отнюдь не вездесущий, и о многом мне становится известно лишь после.
— А ведь и в самом деле, — задумавшись, я выпил залпом оставшийся в кружке чай.
— Вы же не думали, что я это делаю специально? — непритворно удивился директор. — Что же за «история» такая у вас там была?
— Очень неоднозначная и не говорящая вообще ни о чём. Директор, а вы знали, что Сириус — невиновен?
— Нет, — покачал тот головой. — Вы ведь знаете нюансы Фиделиуса?
— Да, прочитано и изучено.
— Когда я предложил Джеймсу и Лили использовать в качестве Хранителя Тайны Сириуса, я руководствовался исключительно качествами юного в то время мистера Блэка. Он бы никогда не предал и под любыми пытками сохранил бы тайну. Это было логичным решением, правильным. Присутствие самого будущего Хранителя на ритуале не обязательно — достаточно его крови. Я и подумать не мог, что они вместо Сириуса выберут Питера. Я до самого конца думал, что именно Сириус их предал, что, конечно, было странным, но сугубо технически — возможным. Знаете, мистер Найт, я считаю категорически невозможным спасти тех, кто сам себе враг.
— А что насчёт лже-Грюма? Многие из тех, кто знает о том, что вы давным-давно знакомы, недоумевают, как можно было упустить из вида то, что он — не настоящий?
— А это относится ко второй причине моего вступления об окклюменции. Аластор — жуткий параноик. Вот, мистер Найт, что о нём вы можете сказать?
Я задумался не на шутку. Грюма я не знаю достаточно хорошо, но каждый раз он предстаёт в немного новом, другом амплуа. Это я и сказал директору.
— Правда, — добавил я с усмешкой, — есть ещё «постоянная бдительность!».
Дамблдор улыбнулся в ответ.
— Да… Постоянная бдительность. Она настолько постоянна, что он держит окклюменцию на максимуме, как, кстати, и вы, мистер Найт. Проблема общения с такими людьми заключается в том, что такие люди совсем не ощущаются эмпатически. Общение с ними — как со стеной. Особенно, если дело касается Аластора. Он может быть любым, и ты не знаешь, когда он настоящий. С вами немного проще — у вас есть характерные привычки, движения, набор улыбок. Но в эмпатии вы так же пусты и словно не существуете. Я уверен, что вам кажется, будто это вы не хотите общаться с другими учениками. На самом деле, это им некомфортно с вами общаться. Вы знаете, что о вас думают?
— Нет. Мне не интересно. Хотя конкретно сейчас — меня боятся.
— Далеко не все, нет. Вами восхищаются, вас уважают, вами любуются. Но при попытке с вами общаться дети просто теряются. Они вас просто не ощущают. Хоть какое-то ощущение от вас появляется в моменты колдовства, или же когда вы принудительно формируете вокруг себя магию, усиливая её давление. Взрослых подобным смутить тяжело, но дети… У них возникает сильный диссонанс в голове от того, что вот вы, вас видно, вас слышно, от вас есть определённый запах, но вы не ощущаетесь. Как мне известно, немногие нашли в себе действительно желание и силы полноценно с вами общаться.