А вот что. Когда вечер полностью иссяк, Сеня вызвал такси. Гитарист и Гази вышли провожать Сеню. Долго обнимались, прощались. Щедрились комплиментами так, что гитарист не понял, что делать с марокканцем и втолкнул его тоже в машину.
– Сеня, у мня голёвка бо-бо… О, бррр-р, – Гази плохо говорил по-русски.
– Гази, не газуй! Сейчас будем клин клином вышибать, – сказал Сеня и вдруг понял, откуда он слышал стахановские звуки по винозной цистерне. Поэтому назревавший урок по выживанию в России убивал сразу двух зайцев.
Гази плохо понимал русские обороты. Тогда Сеня показал ему клинья, которыми как раз была расклинена свежая межкомнатная дверь. Гази записал на листке.
Пряник и варёная куриная булдыжка не уместны были бы в натюрморте голландской школы живописи, а сейчас для урока – самое то. За неимением ничего другого.
Марокканец пить вначале упирался, пришлось применить усилие. Вторая пошла уже легко.
– Сеня, кляссно играещь! – негра отпустило. – Твои пальцы носились по клавишам, как ракета! Я один раз видель команда байкеров пролетала. Я случайно оказался рядом. Это потрясающе! Вчера, когда ты играль, я испыталь те же чувства – мощь и полёт! Ты только музыкой занимаешься?
Сеня улыбнулся:
– О, Гази, спасибо! Нет, я хожу на работу – компьютеры ремонтирую. Музыка – это моё хобби. А вся ирония в том, что то, что я окончил профессионально, стало моим хобби, а то, что было увлечением, стало работой… Конечно, стремиться есть куда! Ещё надо играть и играть для достижения настоящего полёта!
– Если б я так умель играть, я бы быль первый пацанчик! У меня целый гарем быль бы. А у тебя много девушек?
– А я женат на своей любимой девушке! И мне никого не нужно.
– Да?! А где она? – Гази посмотрел по сторонам, словно со скалкой в руке она должна сейчас возникнуть.
– Она на гастроли в Германию укатила, – вздохнул Сеня.
– А мне папа сказаль: «Поедешь ущиться на доктор!» И вот я здесь. Ещё пару лет назад, у вас такое было маловероятно. А сейчас перестройка!
– А мой отец до перестройки не дожил. Проблемы с сердцем…
Сеня приумолк. Налил ещё по капельке.
– Интересно, какие же они испытывают чувства, когда несутся навстречу неизведанному на предельно возможной скорости?
– Нам, наверное, до конца не представить. Слова, даже того, в ком бьётся сердце байкера, не передадут того, что оно позволяет им ощущать. Полючается, надо им стать или…
В это время входная дверь сама отомкнулась бряцаньем ключей снаружи и распахнулась. Кто-то вошёл. Значит, не сама… Сеня глянул на часы – семь утра.
Людмила Игоревна сразу прошла на кухню на зов непонятного шороха. Её глаза округлились, когда она застала зятя с негром, сонным утром, в трусах пьющими водку.
– Лучше бы ты бабу привёл! – сказала она и пошла снимать постельное бельё, чтобы сжечь. – Негры – носители СПИДа!
– Да, – согласился Гази, – мы нигер, ощень резвые пацанчик. Здрастуйте!
Недавно от одного знакомого он подцепил слово «пацанчик» и теперь смаковал им по возможности.
– Да нет же, – пытался возразить Сеня, – он учится в мединституте. Там их тщательно обследуют.
Но надёжность превыше всего, думала тёща, и костёр на балконе заполыхал.
– Мама, а вы зачем в такую рань появились дома?! – клинья урока стали Сеню бодрить.
– Я подумала, ну как же там зятёчек будет один?! Ни покормить, ни постирать, ни на работу проводить некому. И решила вернуться, пока ты спать будешь, чтобы завтрак тебе приготовить.
Гази почувствовал, что тут серьёзно жареным запахло, молча собрался и ушёл тихо по-английски, не нарушая беседы на балконе.
2
Все средства массовой информации: телевидение, радио, интернет, небольшие и огромные, в три этажа, уличные экраны, вечерние посиделки и фразы, оброненные прохожими на лету, пестрили шоковой информацией. Шумиха вокруг коронавируса, разросшаяся до объявления пандемии, никак не влияла на похоронную процессию около храма. И тем не менее, всего два монаха и два послушника стояли у гроба, пока настоятель храма готовился к отпеванию. Их лицах выражали рядовые будни. Они даже тихонько разговаривали:
– Как его звали?
– Знакомым говорил, что наречённое имя Елизар. При этом обязательно любовался воздухом над головой. А так, в миру – Савва. Савва Роммов.
– Он что, действительно был монахом?
– Он, вроде, называл себя флейтистом, а по сути был маргиналом. Три года у нас послушничал. Говорил, что с прицелом помонашествовать. Вот только прицел оказался… как бы это сказать… пустым окном. Не готов был к этому – полярные перепады настроений и желаний: то хочется, то не хочется. И вдруг, в один ответственный момент, на бегу срывая оперенья… Ой, тьфу ты, облачения, скрылся…