– Это не ваш, – в складках лица санитарки обнаружился рот. Однако спокойствия это не вернуло. Так долго под водой, Сергею показалось, он не плавал. Запаха вроде не было, но выдох он сделал только, когда двери расползлись, и все дружно вышли на огромную автопарковку. Правда, вместо машин там были столы и каталки, и на них – трупы, трупы…
В морге коренастый мужчина (тоже в одеянии ангела, слегка окроплённом бордовым, на голое волосатое тело) обсуждал денежный вопрос с кем-то по телефону. Было слышно, как в трубку сказали:
– Я через часок буду у тебя. И когда наши легко ранимые души под запах ароматного кофе сольются в математическом экстазе, нам обоим сразу станет легче.
Патологоанатом взял тёмно-тёмно-коричневую чашку и плюхнул в неё шипящим кипятком. Напиток получился цвета чашки, лишь белая эмаль внутренней стенки тонкой вздрагивающей каёмкой отделяла одно от другого. Чёрная тень, напоминающая тарантулового монстра, нервно металась над всем этим, пока зажатая в тисках большого и указательного пальцев чайная ложка тонула в круговороте своего служебного танца. Звёздочки бликов, рождаемые электрическим светом на поверхности вожделенного растворимого напитка, не успев появиться, тут же бесследно пропадали.
– Этого – в сто восемнадцатую, – сказал он впалоглазой и отхлебнул. Она уходила молча, слегка даже опережая событие, будто это он под её гипнозом произнёс задуманное ею число. И тут подвезли свежую девушку. Ей на вид – не более тридцати лет. Это было ухоженное, красивое тело с модными стрижками. Теперь понятно почему мама всегда говорила папе: «Надень в дорогу свежие трусы и носки». Чтобы в любой ситуации оставаться опрятным. Правда, эти здесь уже все без одежды… И что может быть важнее трагедии, кроме самой трагедии?
За эти пять минут, пока главный с санитаркой о чём-то говорили, Сергей самопроизвольно включившимся внутренним фильтром абстрагировал эту женщину от катастрофы, которая с ней произошла. Умом он всё понимал, но супрематистский рой эмоциональной диффузии, овладевший им, не позволял размышлять жива она или нет, и он только любовался всем её телом, позволяя взглянуть на доселе запретные взору прелести. Ах, как же эта девушка была красива даже сейчас… Лёгкая ссадина на виске нисколько не портила её. Вот так когда-то Перов приходил выбирать себе натуру для своей «Утопленницы». У великого художника и этот случай был необычным. Так совпало, что покойница оказалась знакомой. Его учителю была нужна натурщица для создания образа Богородицы. Девушку они нашли в публичном доме. Но когда она узнала, кого с неё пишут, устроила настоящую истерию. «Как же можно с меня, – рыдала Фанни, – изображать лик Пречистой Девы Марии!» Больше Фанни не приходила… И вот художник ещё раз к ней пришёл, и она уже не могла возразить. И ещё было у него в рассказе: «Чем больше смотрю на покойницу, тем только живее и живее она мне представляется. Точно несколько дней назад мы с ней виделись!» Сергей смотрел сейчас на новопреставленную нынешнюю Фанни, и всё живее она ему представлялась. Какие неуправляемые глупости! «Так вот про что говорила баба Аня! Как она могла это знать?!» – вдруг пришли на ум её слова. Эту Фанни не укатили, нет, она уплыла, улетела… Как явилась ниоткуда на этой планете, так и исчезла в никуда…
И вот приставленная вместо ангела санитарка привезла Толькиного отца. Сергей посмотрел и сказал:
– Толька, а он похож на тебя…
– Мне всегда говорили, что я очень похож на отца и конституцией тела, и голосом, и лицом. И вот смотрю я… на себя в старости. Понимаю, что это не точная копия, а всё же…
Толька задумчиво постоял, будто разглядывая, а будто что-то припоминая и договорил:
– Седой, но без залысин, большие густые брови, родинка небольшая под глазом (у меня в уголке глаза тоже с этой стороны), лицо добродушное… Да, в старости я буду симпатичным дедом…
Толькина мама признала своего бывшего, поговорила ещё немного с главным (главным тут кофеманом), и бывшего увезли назад, в холодный металлический бокс. Он въехал туда, как закрывают спичечную коробку.
Все трое вернулись на землю.
Красная пузатая машина заняла своё место около помойки и задремала. Сергей, не обращая внимания на «воюющую трудом» рядом бабу Аню, плотно остановился и стал смотреть вдаль. На фоне остывающей плазмы заката, пара уличных фонарей воспринималась сварочными огоньками. Разгуливающая уже по небу луна была полная, лишь слева внизу, по краешку, её слегка коснулся небесный ластик.