— Агентство предлагает клубу рекламный контракт. Они хотят, чтобы «BlackPink» выступали на матчах, в форме клуба.
— И-и-и-и! — восторженный визг дочери заставляет мужчину поморщиться. Но без неудовольствия.
Машина тем временем уже въезжает на стоянку. Девочка выпрыгивает из машины.
— Это так здорово, аппа! — от возбуждения девочка скачет вокруг отца. — Все так ждут концерта «BlackPink», но агентство говорит, что только в конце лета. Две девочки в школе учатся, поэтому только в каникулы!
ЛиХан не решается сказать счастливой дочке, что контракт он не подписал. Но себе уточняет: ЕЩЁ не подписал.
— И что, ты будешь ходить на матчи клуба только ради того, чтобы посмотреть на любимую группу? — недоумение никак не может покинуть мужчину.
— Конечно, буду, аппа! — на ЛиХана смотрят возмущённые его непониманием глаза. — Где же мне на них ещё посмотреть? И не только я, у нас полкласса на них придёт.
— А если билеты будут дорогие? — ЛиХан открывает двери подъезда, пропуская дочку.
— Всё равно все придут, — уверенно отвечает Ханыль, прыгая через ступеньку.
Окончание главы 36. Следующая глава: https://litsovet.ru/books/981137-shag-tretiy-prizovoy/read/page-37
Глава 37. Почти обычный длинный день
Место действия: школа искусств Сонхва.
Время действия: 5 мая, 09:25.
Уроки корейской литературы самые скучные из всех. Пожалуй, они в любой стране могут быть скучными. Только в Англии есть Диккенс, Шекспир, Льюис Кэролл; во Франции — Гюго, Бальзак, Дюма; в России — Толстой, Пушкин, Достоевский. Среди корейских авторов нет ни одного, сумевшего взойти на небосвод мировой литературы. Шекспира, Гюго и Льва Толстого знает весь мир. А кому известен Ким Ман Чжун, прости господи?
Поэтому работаю на уроках, как записывающее устройство. На самом деле, для надёжного запоминания нужен эмоциональный фон. Настоящие виртуозные писатели мирового уровня вполне достойны благоговения и восхищения. Для местных у меня нет ничего кроме ехидства и насмешки. Хватит им и этого.
И ещё интересное наблюдение. Корейские авторы, не имея никакого понятия о термине «рояль», пользуются этим весьма широко. Само по себе не столь страшно. В конце концов, таковое сплошь и рядом даже у мировых классиков. Взять хотя бы «Тартюфа» великого Мольера. В конце пьесы у Тартюфа на руках все козыри. Оргон сам подписал ему дарственную на всё своё имущество. И только после этого у него открылись глаза. Но метаться поздно, только выметаться из своего дома, который уже не его. Но вдруг приходит королевский чиновник и арестовывает Тартюфа, как мошенника, давно известного королевским правоохранительным органам. Всевидящее око справедливого и могущественного монарха, ага. Все довольны и счастливы, кроме Тартюфа, разумеется. Если это не рояль, тогда я не знаю, что это такое. Ещё какой рояль, королевский!
Параллельно загрузке в память никчемушной информации на втором слое сознания сами собой всплывают аргументы из разряда «слова на лестнице». Это когда тебя уже спустили с лестницы, и вот, пересчитывая ступеньки головой и рёбрами, вдруг находишь очень остроумные и веские слова. Те самые, которых вовремя почему-то не было.
Президент ХёнСок застал меня врасплох. Чего это я вдруг не могу повторить тот танцевальный финт, который исполняла на его глазах аж два раза? Хотя не надо на себя клеветать, один аргумент всё-таки нашла. Хореографиня тоже ведь не смогла, а она наш сэнсей. Профессионал, по умолчанию более искусный мастер танца.
Главный довод не в этом. Короткий взрывной танец, выданный на пике выброса эмоций и энергии, своего рода рекорд. Ни один спортсмен не сможет повторить собственный рекорд в любое время года, дня и ночи. Ему надо разогреться, ему надо быть на пике формы, его ничего не должно отвлекать, раздёргивать внимание и силы.
А тут в конце дня, после изматывающих уроков и уравновешивающей их, но, тем не менее, съедающей силы тренировки, после ужина прибегает саджанним, весь такой переполненный радостным предвкушением. Давай, Лалиса, але-оп! И если бы послушалась на полную катушку, испортила бы ещё не сложившийся в мозгу алгоритм движения. Он же не закрепился. Надеюсь, что не испортила…
Трень-брень-дрень! Сигнал конца урока обрывает скучные россказни госпожи учительницы. С чувством величайшего облегчения закрываю планшет с надоевшим текстом, тетрадку, — по-старомодному иногда фиксирую важные тезисы, — учебник, всё в сумку.