Для начала, мичманы решили уговорить Данула перейти к осёдлому образу жизни, добавив к привычной охоте и собирательству рыболовство, скотоводство и сельское хозяйство. С последним дело обстояло трудней всего, непривычные к этому тунгусы не отказывались от работы, но не понимали её важность. Лишь со временем их удалось заставить поверить в собственные силы. Постепенно увеличивалось поголовье овец и коз, год от года всё больше засевалось проса, ячменя и овса, которое удалось получить от живших ниже по течению бурят. Через некоторое время вчерашние мичманы устроили таки домницу, а через несколько месяцев проб и ошибок удалось получить первое плохенькое железо, полученное из болотной, луговой и дерновой руды. Постепенно улучшая качество плавки, бывшее кочевье богатело, обменивая железную утварь соседям на скот и зерно. А потом остро встал вопрос безопасности. Богатеющее поселение всё чаще привлекало к себе алчные взгляды соседей. Начались нападения, тщательно оберегаемый запас драгоценных патронов таял на глазах. Выручали железное оружие и металлические пластинки, накладываемые на плотные кафтаны воинов. Пришлось деревню, названную мичманами Ламской, по имени огромного озера, обносить частоколом. В тайге застучали глухие удары топоров и со временем Ламская обрела нехитрое укрепление. Пара башенок позволяли лучникам выцеливать вражеских воинов. Соседям хватило пять отбитых с великим уроном штурмом, чтобы понять — на странную деревню нападать опасно. Ведь после каждого нападения того или иного князька на его кочевья неминуемо следовал ответный рейд ламцев. Они забирали у побитых агрессоров женщин и детей, а также уводили подростков, усиливая этим себя и ослабляя соседей. Заняв удачное место для деревни — близ священной скалы у истока реки, Данулу удалось и тут снимать пенки, брать налог с каждой группы паломников. Многого он не требовал — пару-тройку куриц или овцу, пару щенков или мешочек зерна. Удавалось ладить. Через несколько лет деревня разрослась до трёх сотен жителей. К князьку уже начали обращаться мелкие вожди округи как к судье, прося посодействовать в справедливом решении того или иного конфликта между кочевьями.
— Таков итог нашей одиссеи, — закончил свой рассказ Васильев. — Сейчас мы с Витькой на правах левой руки нашего князька Данула. — И предупреждая вопрос майора, поспешил добавить:
— Правая рука — шаман Уяткан.
Если сказать, что Сазонов был изумлён рассказом бывшего мичмана, это будет слишком мало. В душе майора кипел котёл эмоций, в котором было всё: и гордость за мужиков и восхищение их успехами и фактом того, что остались живы, в конце концов!
— Теперь вы можете вернуться домой, Николай! — воскликнул Сазонов.
Тот ответил не сразу:
— А нужно ли, товарищ майор? После того, что случилось с моей страной, мне будет проще остаться здесь.
Лица Алексея вытянулось.
— Да-да, не удивляйтесь, — усмехнулся Васильев. — Жизнь у меня налажена, детишек восемь душ. Всеобщий почёт. Единственно, — замялся Николай, — я смотрю, у вас два рожка в разгрузке осталось — может, презентуете, как и леденцы?
Сазонов, словно заворожённый, отстегнул лямки и с тяжёлым стуком выложил на стол два рожка.
— Наш боезапас вышел уже давно, — пояснил Васильев. — А поддерживать авторитет надо. У меня в нычке два калаша.
— Так что, вы не хотите возвращаться обратно? — всё ещё не верил майор. — А как же ваши родные?
— Думаю, по прошествии семнадцати лет меня уже не раз оплакали, — ответил председатель. — К тому же моя родня теперь иностранцы, а страна превратилась в сумасшедший дом. Нет уж, мне здесь хорошо и спокойно.
— Николай, у меня ещё вопрос, — Алексей посмотрел на Васильева. — Какие опасности нас могут подстерегать тут — дикие животные, дикие люди?