А ведь с этими людьми мне в самом скором времени идти в бой.
Авианосец завис всего в нескольких десятках метров от борта «Бродяжника». Швартовочные команды обоих кораблей, обмениваясь какими-то своими загадочными знаками, принялись за работу. И вот уже натянуты несколько трапов. Один для летунов - поуже и с высокими натяжными перилами. И пару грузовых, чтобы транспортировать по ним аэропланы.
Я заметил, что «Ласточку» оставили на борту «Бродяжника». Значит, уже списали мой аэроплан в расход. Теперь на запчасти разберут. Я понимал, что в воздух превратившуюся в полную рухлядь машину уже не поднять. И всё-таки как-то неприятно было видеть её одиноко стоящей на палубе, пока мимо к трапам катят сильно повреждённые аэропланы. Я отвернулся - и ступил на металлический настил трапа, конечно же, не держась за натянутые перила.
Безразгонники - настоящие, а не переделанные из обычных аэропланов - выглядели совершенно не похожими на летательные аппараты. По крайней мере, на те, что приходилось видеть раньше. Они больше напоминали новомодные автомобили, только на трёх колесах, как у обычного аэроплана. Похожесть усиливала форма фюзеляжа и прямоугольная решётка радиатора. На иных даже щёгольские фигурки имелись. Конечно же, как и аэропланы, летуны расписывали свои боевые машины как могли. Обнажённые девушки. Смерть с косой. Карточные колоды. Молнии. И бог его знает что ещё.
Машины, на которых предстояло лететь в бой нам, был выкрашены в нейтрально голубой цвет. Он якобы помогал фюзеляжу аэроплана сливаться с небом. Глупости и предрассудки, конечно, но традиция осталась с первых месяцев войны.
- Так-так-так, господа летуны, - выкатился нам навстречу невысокий человек в лётной куртке и безразмерных шароварах, заправленных в ботинки, - это будут ваши машины. Но для начала вам надо представиться начальнику лётной части нашего замечательного корабля. Из вас сформируют эскадрильи, и только после этого вы сможете подняться в небо.
- Времени на эту ерунду нет, - отрезал смутно знакомый летун, стоящий рядом со мной.
- Верно, - поддержал его кто-то из пилотов, державшихся отдельной от нас группой. - Мы только из боя - и нам надо как можно скорее вернуться в небо! Там сейчас слишком жарко!
- Но без этого нельзя, - попытался отстоять свою позицию толстяк. - Должен же быть порядок.
- Послушайте, - шагнул я к нему. - Знаете, как в подобных случаях поступали во время войны?
- И как же? - заинтересовался толстяк.
- Очень просто. Считали летунов и формировали эскадрильи уже после возвращения.
- А как же быть с аэропланами? - не понял толстяк.
- Спишете в расход вместе с летунами.
Ответ был жёстким, как и всё на войне.
- Хватит уже болтать! - вспылил летун из державшихся обособлено. - Аэропланы к вылету готовы? - Толстяк нервно кивнул - Пулемёты заряжены? - Новый кивок. - Значит, разбираем их, братва! По машинам!
Он, похоже, был заводилой у летунов. Неформальным лидером, или кем-то вроде него. А может, и командиром эскадрильи. Но его слов послушались словно команды. Летуны бросились к безразгонникам, заскакивая в ближайшие к ним машины.
- Ты ведущий или ведомый? - обратился ко мне смутно знакомый летун.
- Был ведущим, - ответил я, - но привык давно уже один летать.
- Тогда я буду прикрывать тебе спину, - подмигнул мне летун. - Бери машину. И - в небо!
- Оно с нами, - кивнул я.
И вот уже мы стартуем с палубы. Матросы-аэронавты машут длинными зелёными фонарями, давая нам разрешение на взлёт. Где-то за спиной остаётся толстяк, не видевший по-настоящему ни неба, ни войны. Зато очень любящий порядок. Он глядит нам вслед. Наверное, мы далеко не первые нарушители его любимого порядка. Все мы летуны, по его мнению такие. Одни сплошные нарушители.
Глава 4.
Аэропланы летели через тучи к месту сражения. В этот раз не было у меня ни карт, ни заданий. Надо только следовать за машинами новоявленных товарищей. Они приведут меня к «полю боя». В воздухе летуны больше не держались отдельно от нас со смутно знакомым пилотом. Теперь мы - одна команда. Да и всё равно, в сражении разобьёмся на пары.
Руки сами собой проделывали привычные операции. Голова даже не особенно подключалась к этому процессу. Они помнили, слишком хорошо помнили. За годы войны им приходилось часто проверять спаренные пулемёты на капоте, пощёлкивать пальцами по приборам, а то вдруг стрелку заклинило, поправлять зеркальце заднего вида, ловя в него аэроплан ведомого.
Но вот среди туч уже можно разглядеть громады воздушных кораблей. Вспышки орудийных залпов. А вот и струи пара таких размеров, что видно даже со столь внушительного расстояния. Значит, скоро враги.
И схватка начнётся через считанные минуты.
Словно подтверждая мои мысли, единый строй рассыпается на пары. По боевому расписанию, не знаю уж кем разработанному и утверждённому, аэропланы расходятся в разные стороны. Я увожу свой влево. Мельком кидаю взгляд в зеркальце. Там маячит ставшая знакомой решётка радиатора.
Залпы громадных орудий воздушных кораблей оглушают, но уже через них уже слышен нарастающий стрёкот пулемётов. А спустя мгновение мы врываемся в воздушный бой.
И я понимаю, что снова оказался в по-настоящему родной стихии!
По небу метались аэропланы. Отличить своих от врагов было очень просто. Выкрашенные в чёрный цвет со скрещёнными молниями и пёсьей головой на фюзеляже и крыльях аэропланы Блицкрига. Среди пиратов Буковски и китобоев царила в этом плане полная анархия. Может, и имелись значки, позволяющие знающим людям различать их, но я-то в них не разбирался. Да и не было мне в том особой нужды.
Я прошёлся, уже не глядя в зеркальце. Выпустил короткую очередь. В шесть патронов. Из каждого ствола. Пули вспыхивают огненными дорожками. Фосфорные. Вспарывают крыло ближайшего блицкриговского аэроплана. Он рушится с неба вниз, объятый клубами чёрного дыма. Готов!
Бросаю аэроплан в сторону, уходя от столкновения с потерявшей управление машиной. Те, кто преследовал его, обрушиваются на меня. Три блицкриговца - палят в белый свет, как в медяшку. Вот сейчас проверим смутно знакомого летуна. Я увожу аэроплан - даже не знаю, как называется эта модель - ещё дальше, подставляя врагов под пулемёты ведомого. Тот не сплоховал. Его пулемёты тут же стучат часто и беспощадно. Краем глаза я вижу, как от попаданий в капот вспыхивает двигатель летящего первым блицкриговца. Он просто не успевает ничего сделать. Этот покойник!
Ведомый уводит свою машину в другую сторону. Я легко разгадал его манёвр. Безразгонники легко набирают высоту - куда быстрей обычных аэропланов. Это я понял за два недавних вылета. Тем более, что теперь у меня была не переделка старой «Ласточки», а полноценный безразгонник.
Мы с ведомым обрушиваемся на двух оставшихся блицкриговцев с флангов. Длинные очереди фосфорными пулями поджигают фюзеляжи. Один сразу валится с небес. Второй же продолжает лететь, плавно снижаясь. Пилота его задело только краем. Он сидит в кабине, откинувшись на сидение, и кажется просто уснувшим. Крови от зажигательных патронов немного.
Вновь выстроившись привычным порядком лётной пары, мы отправляемся дальше.
Мешанину воздушного боя не зря называют «собачьей свалкой». Порой не понять, где свой, где - чужой. Несмотря даже на яркую раскраску и эмблемы на крыльях и фюзеляже. А уж когда драка идёт в непосредственной близости от кораблей - тут уж только успевай рулить. Зенитные установки врага чертят небо бесконечными очередями зажигательных патронов. К ним лучше просто не приближаться.
Дважды мы с ведомым вываливались из свалки, уходя на высоту, недоступную большинству аэропланов Блицкрига. Быстрые взгляды вниз - на безумную картину сражения внизу. Обмен жестами, знакомыми нам обоим ещё с войны, - и снова в бой.