– Гм, ты полегче с выражениями, – смутившись, посоветовал полковник. – Не гвардеец в казарме, а девица из хорошей семьи. Не позорь отца.
– Господь с вами, папенька. Это я с вами могу говорить, что думаю. А на людях – глаза долу, ручки сложены, голосок тихий, – пряча в глазах пляшущих бесенят, ответила девчонка.
– Угу, только гвардейского поручика стрельбой окоротить, как воды попить. Скромница, – фыркнул полковник в ответ и, не удержавшись, снова рассмеялся.
– Я, папенька, полковничья дочка, и всему, что толковый солдат уметь должен, обучена, – гордо подбоченившись, отозвалась Катерина. – А про домашние дела и думать забудьте. Умею я все, что любая девица на выданье уметь должна. А что охоту люблю да волю вольную, так характер такой.
– Норов у тебя, а не характер, – отмахнулся Вяземский, мысленно признавая правоту дочери.
С самого детства девочка больше напоминала язычок пламени, чем обычного ребенка. Половецкая кровь в ней взыграла сильнее, чем в нескольких предыдущих поколениях. Порывистая, ловкая, смелая, она и вправду напоминала тех своих пращуров, что верхом покоряли степи на долгие переходы вокруг и разносили в пыль любых врагов. Именно поэтому Павел Лукич и взялся учить дочку всему тому, чему обычно учат сыновей. И теперь пожинал плоды своего собственного воспитания. Покуривая трубку, полковник вдруг очень остро осознал, что Катерина вот уже в который раз сумела взять верх в споре с ним и настоять на своем решении.
«Выросла девчонка, – думал он, разглядывая дочку сквозь клубы табачного дыма. – Уже не девчонка, девица. А характером все тот же сорванец. Может, и вправду дать ей благословение, да пусть сама решает, как судьбу свою строить? Настоять на своем я смогу, да как бы бедой все не кончилось. Уж чего-чего, а крови она точно не боится. Сильна девка. Ох, сильна. Решено. За кого попросит, с тем и обвенчаю. А дальше пусть сама решает, как жить. Если уж совсем невмоготу будет, подам прошение на высочайшее имя, чтобы развод дозволили». Вздрогнув от собственных мыслей, полковник мелко перекрестился и, выбив о край жаровни погасшую трубку, вздохнул.
– Что, папенька, опять болит? – всполошилась Катерина.
– Ноет, проклятая, – отмахнулся Вяземский, возвращаясь к размышлениям.
– Может, молока вам налить? – не унималась девушка.
– После, дочка. После, – качнул Вяземский головой. – Ты лучше вот что мне пообещай. Ежели с мужем вдруг невмоготу станет, мне скажешь. Я попробую на высочайшее имя прошения для развода подать. Не бери греха на душу. Но учти. Ребенок должен в законном браке быть рожден. Он наследником моим станет. Так что, прежде чем делать чего, дважды подумай. Обещаешь?
– Обещаю, папенька, – пролепетала Катерина растерянно.
Она и предположить не могла, что ее суровый отец примет подобное решение. По сути, это был полный карт-бланш на построение собственной дальнейшей жизни. А самое главное, на выбор будущего мужа и отца ее будущего ребенка. Зная отношение Павла Лукича к подобным вещам, она и мечтать не могла, что такое вообще может случиться. Полковник, зная характер дочери и будучи уверенным в том, что данное слово она сдержит, испустил тяжелый вздох и, отвернувшись к заиндевелому окошку возка, задумался. Катерина же, обдумывая полученное разрешение, притихла, краем глаза наблюдая за отцом и пытаясь понять, что подвигло его на подобное решение. Но вспомнив его слова о внуке, вдруг поняла, что он и вправду очень хочет иметь наследника знаменитой и почтенной фамилии. А значит, пришло время и ей подумать о том же.
История с избиением жандармского подполковника неожиданно получила продолжение, но не то, которого ожидал сам Шатун. После Рождества, когда Руслан уже начал постепенно возвращать себе прежнюю физическую форму, вошедший в кабинет денщик угрюмо доложил:
– Княже, там к тебе какой-то чин жандармский просится. Прикажешь пустить, или сразу с лестницы скинуть?
Поступив к Руслану на службу и лично коснувшись некоторых дел господ из полиции и жандармерии, Мишка утерял перед ними любой пиетет и готов был в любой момент встретить этих господ кулаками, а то и пулей. К огромному удивлению самого Руслана, для паренька теперь существовало только два авторитета. Казачий круг и служба контрразведки. Даже обычные армейские офицеры вызывали у Мишки только презрительную усмешку. Слишком хорошо паренек знал уровень их подготовки.
– А что за чин? – оторвавшись от бумаг, удивленно уточнил Шатун. – Кто-то серьезный, или так, ротмистр какой?