"А кто вам сказал, адони, - потемнел лицом министр, - что ваш Пустовых и вообще Сибирь будет ставить нам условия, а не наоборот?"
"Мне просто показалось, что если у вас до сих пор деревянное домостроение, конный транспорт и полиция вместо армии, то..." "И вы ошиблись. В дереве жить изначально приятнее, чем в камне или бетоне. Лошади - не просто наши слуги и домашние животные. Они наши друзья и почти члены нашего общества. А мнимое отсутствие боевого опыта нашей полиции... Да, нам не пришлось проводить боевые операции типа Курской дуги или Войны Судного дня, но взамен мы так тщательно изучили и смакетировали подобные опыты, что способны воевать без ошибок, допущенных в ваших экспериментах. Умение учиться на чужих ошибках, чтобы не делать своих, кстати, тоже из области нашего понимания еврейского образа жизни."
"На запад поедет один из вас, - грустно пропела Ира, - на Дальний Восток другой..."
"Не понял..." "Мы столько пережили вчетвером, что расстаться не так уж естественно..." "Иудея мала, а наш "примитивный" транспорт так вездесущ и надежен, что любые запад и восток здесь рядом. Было бы желание встречаться," - министр пожал руки бывшему экипажу первого твердоопорного судна и вышел.
5.
"Никиту мы теперь не скоро увидим, - смеялась Ира. - Женился, купил ферму и вообще на звонки отвечает крайне неохотно... Говорит, что днем вкалывает, а по ночам совершенствует постельный иврит..."
"Чудо какое-то, - говорил я, стоя с Ирой у окна нашей новой квартиры и глядя на холмы и кокетливые постройки утопающего в зелени Ерушалаима А-Хадаша. - Столько лет бестолку пытался освоить в Израиле хоть какой-то иврит, а тут за какие-то полгода - мы даже между собой говорим, как по-русски..."
"Значит, - все так же избегала смотреть на меня Ира, - тут мы им нужны всерьез, а не, как ты рассказывал, для галочки в бумагах очередного министра не на месте..." "И вообще... Если эти иудейцы - евреи, то я, наконец, попал домой. В Израиле у меня было прямо противоположное ощущение." "Мне трудно судить обо всем этом, но, по-моему, абсорбировать четверых нужных стране людей все-таки легче, чем сотни тысяч ненужных. Что же касается тебя, то все твои обиды связаны с твоей профессионально невостребованностью в Израиле. Ты туда сбежал от населения твоей родины, которое ты считал изначально антисемитским, в надежде жить среди евреев. А там твоя шагайка, а с нею и ты сам, оказались никчемными. Вот ты и озлобился на всех и вся, растерял остатки прежних обид и объективности. Но, насколько я знаю по переписке моей подруги и из газет, далеко не все испытали такое разочарование. Скорее всего, не повезло именно тебе. Это частное, а не общее явление. А ты решил, что против тебя весь Израиль, а все израильтяне против всех "русских". Ты стал в этом плане параноиком и до сих пор выискиваешь в своем прошлом только плохое.В Сибири же тебя вдруг оценили, пригласили к любимому делу, вот ты и растаял. Хотя только я знаю немало талантливых русских по национальности инженеров, которые в той же Сибири вынуждены перебиваться случайными заработками. Что же касается Миндлина и Пустовых, то они, по-моему, одного поля ягоды. К тому же, Слава Пустовых - потомственный искренний русский антисемит. А для тебя - лучший друг. Думаешь, я в своей семье воспитана иначе? Думаешь, у нас за столом не хохотали над анекдотами о жадности и глупой хитрости Аб'гама и Са'гы? Но тебе и на это наплевать. Таким фанатикам как ты не нужна никакая родина. Им подавай право самовыразиться. В пользу любого режима и народа. А не дают - любой режим и любой народ - сволочь! По той же причине ты сначала сразу полюбил Сибирь, а теперь и Иудею с иудейцами, хотя я уверена, что ты тут такое дерьмо встретишь, что рано или поздно забудешь о своих нынешних восторгах, как забыл о первоизраильских. Такова твоя экзальтированная натура. Пока ты строил из себя мудрого сфинкса и скрывал свою сущность под соответствующими морщинами, я была от тебя в восторге. А сейчас ты омолодился, разговорился и оказался передо мной весь, как на ладони. С таким горящим взглядом еврейские юноши шли под красные знамена большевистской революции с серпом и молотом и возглавляли красный террор. И шли бы под такие же красные, но со свастикой, если бы были так же востребованы немецкими националистами! И были бы большими нацистами, чем потомки тевтонских рыцарей! Ненавижу любых фанатиков..."
"Все дело не в моей вдруг для тебя "открытой" сущности, а в моем внешнем преображении. Ты так привыкла к моему уродству... Да! Старость уродство, - с раздражением смотрел и я в зеркало на капризно хмурящего густые черные брови розовощекого юношу. - Странно, что на тебя так повлияло мое выздоровление. Я лично..." "...безмерно рад избавлению от моего уродства? Возвращению моей гладкой кожи и моего звонкого голоса, который я, как мне сказали потом, навеки сорвала, пока кричала, когда меня... уродовали?" "Конечно! Но до меня только сейчас дошло, что... Ты что, сближалась после Кавказа только с уродами? Ведь и меня годами уродовали, убивали ежедневно и ежечастно мою сущность, даже не заглядывая своей жертве в глаза. Так что я стал калекой не только по старости. Ты именно поэтому была со мной?" "Пожалуй..." "А теперь? Когда ты оба снова?.."
"Теперь, когда я снова... гладкая, мне трудно привыкнуть к мысли, что из прочих юных мужчин мне следует, не выбирая, быть по-прежнему с тобой, если называть вещи своими именами, Марик."
"Я и не навязываюсь! В конце концов... - я чуть не плакал от обиды. Вокруг столько интересных молодых людей!"
"Прости меня... - словно вдруг очнулась бывшая седая девушка и новоявленная красавица. - Я сама не понимаю, зачем я наговорила тебе все эти нелепости... Дело не в тебе... Мое собственное внезапное спасение от уродства так поразило меня, что я не нахожу себе места в душе! Не слушай меня, милый... Конечно же ты для меня по-прежнему самый главный человек. Не обижайся..."
"Но ты смотришь на меня после конверсии чуть ли не с отвращением! Мы ни разу не вернулись к прежним отношениям. Я чувствую, что теряю тебя..."
"Немудрено! Если каждый их нас потерял вдруг самого себя."
"Но - какого себя? О чем можно хоть как-то пожалеть? Ты сошла с ума!"
"Н-не знаю.. Боюсь, что так. А конверсия, судя по всему, от этого недуга не лечит. Я и не представляла, что может быть такой странный психоз ностальгия по утерянной мерзости. Рассуждая логически, следует признать, что любая красота, здоровье, свежесть - абсолютное добро, а уродство, болезнь и увядание - зло, не так ли? Вот я смотрю на этот изумительный город. Кто может его не полюбить с первого взгляда? Я вообще не представляла себе, что современный город может быть таким человечным, хотя и знала по Сибири, что дерево - синоним души городских строений. А тоскую по нашему бездушному моноблочномуубожеству."
"Знаешь, как я восхищался и Израилем! Удивительно нарядные, уютные и богатые города... Потом, когда меня стали медленно и хладнокровно внутренне уродовать, я разглядел то, что скрывается за этим великолепным фасадом, и тех, кто населяет и фасад, и задворки. И восхищение испарилось. Когда я покинул так называемую историческую родину, вернулся к уродству, от которого так долго и страстно мечтал сбежать в Израиль, вместо памяти об его вызывающей красоте осталась только горечь разочарования и острое нежелание не то что вернуться, но и посетить его. Хотя, объективно говоря, Израиль рай на земле. Во всяком случае, по сравнению с Сибирью."
"А по сравнению с Иудеей?"
"Еще не знаю. Вот пойдем с тобой работать, станем жить, сравним. В Израиле я утешал себя мыслью, что обратной дороги нет, надо перетерпеть остаток жизни в моем аду, по чьей-то злой иронии расположенном в чужом раю. И дело вовсе не в моем фанатизме и невостребованности моих проектов! Вернее, не только и не столько в этом..."