Это «что теперь будет» испортило мне утро на сей раз. Было ясно, что Бахтик ничего не забудет, что его пересказ нашего вчерашнего спора в соответствующих инстанциях не сделает мне чести. И, по всей вероятности, ему поверят, ведь я не могу отрицать, что на него орал.
Словом, настроение у меня было паршивое. Первые мысли мои были очень примитивными: сесть, написать заявление об увольнении по собственному желанию и подать его начальству. Мне казалось, что это единственный выход. Человек любой профессии, говорил я себе, подчиняется определенным порядкам. И если он не сумеет им подчиняться, значит он для этой работы не подходит. Все довольно просто.
Минут пятнадцать я твердо верил, что уйду в гражданку. Не из-за оскорбленного самолюбия, а потому что я не гожусь для этой работы. Я уже представил себе, как все будет здорово. Отработаю свои восемь часов… не будет Бахтика, не будет физической подготовки, по вечерам я буду заниматься экономикой, потому что меня всегда больше интересовало, зачем делают вещи, чем, как их делают.
Я закурил сигарету, закинул ногу за ногу. У меня было такое же ощущение, как в детстве, когда удирал с уроков. Ощущение полной и абсолютной свободы, ощущение, что все, что могло свершиться, свершилось, а теперь мне море по колено.
Но что-то омрачало мою радость. Ведь всего этого могло и не быть, если бы я соблюдал все правила. Только это было сверх моих сил. Все-таки сохранять спокойствие, когда тебя довели до белого каления, — это требует особой тренировки. Правда, иногда выдержка зависит от определенного количества равнодушия, рыбьей крови. Мудрый принцип «делай, что тебе говорят, говори, что от тебя хотят услышать, и будешь жить без забот» — всегда был мне противен, хотя это своего рода рецепт спокойной жизни. Не менее противно превращать собственную развязность в достоинство. Это мало кому понравится. Мне бы тоже не понравилось.
В общем, как пишут в книгах, пришел я к выводу, что допустил ошибку. Только все-таки я был уверен, что во вчерашнем скандале я был прав, то есть я был не в том прав, что орал, а то, из-за чего я орал, было справедливым, так что мне не хотелось окончательно раскаиваться. Вот и разберитесь! То, что я вчера сделал, — сделал зря, это было не очень умно. Но ведь должны быть люди, которые говорят неприятные вещи! Потом бывает скандал. Говорить людям правду в глаза не всегда приятно. К добру это не ведет. Если думаете, что я преувеличиваю, попробуйте сами.
От этих размышлений мне стало совсем скверно, а потом я пошел пожинать плоды своего боя за правду.
На столе лежала записка, в которой было сказано, что я немедленно должен явиться к майору Штупру, а дежурный еще лично сообщил мне об этом. Бахтик уже развил бурную деятельность.
Чтобы вам было ясно, майор Штупр — большое начальство. Он неплохой человек, но просто человек, каких много, а у Бахтика, конечно, было преимущество, потому что он лично докладывал о случившемся.
К майору Штупру я не пошел. Я понимал, что меня за это не похвалят, но я был в таком состоянии, что сказал бы лишнее или вообще бы ничего не сказал. И то и другое одинаково глупо. Мне не хотелось таскаться по кабинетам и рассказывать, как меня обижают и что я хотел только добра, и тем самым давать остальным возможность позлословить. Если человек сделает что-то, чего делать нельзя, ему всегда чудится, будто над ним остальные смеются, хотя чаще всего это не так. Я пошел к Старику.
Он сидел в кресле в кругу семейства, был очень болен и так плохо выглядел, что я решил ему ничего не рассказывать. Поговорить о желудке и поскорее смотать удочки. Только Старика не проведешь. Он с минуту послушал мои соболезнования по поводу его здоровья и попросил, чтобы я не наводил тень на плетень и говорил, что случилось. Ну, я и сказал. Сказал все, без рассуждений. Пусть сам разберется. Видно, разобрался, потому что минуту думал, а потом и говорит:
— Ну и дурень же ты, верно?
Я от чистого сердца подтвердил.
— Угу, — кивнул Старик. — Что посеешь, то и пожнешь. Что же ты собираешься теперь делать?
Я сказал, что пойду к майору Штупру. Старик отклонил этот вариант.
— Нет. Ты там поругаешься или будешь молчать. Знаешь что, я туда сам пойду, так будет лучше.
— Да что вы, вы же больны!
— А почему бы нет? — заворчал Старик. — Поймай такси! Анечка, принеси костюм!