Мне стало весело.
— Так радуйтесь — я уже здесь. Можете убедиться, что я действительно инспектор, вот вам удостоверение.
— Спрячьте его. Терпеть не могу бумажек. Жачек его видел, а этого больше чем достаточно.
— Он меня ужасно выругал, ваш Жачек, потому что я барабанил в ворота.
— Это запрещено, так что вы не удивляйтесь. Приезжего сразу узнаешь, знай ломится в ворота, — продолжал Кунц. — Старик Жачек, наверное, перепугался. Он раньше был жандармом и до сих пор боится стука. Кстати, вы, наверное, не ужинали, у меня сосиски — две вам, две мне.
Из письменного стола он вытащил тарелки, горчицу и полбуханки хлеба.
— Хлеб черствый, — извинился он, — меня здесь два дня не было. Почему вы заранее не дали о себе знать?
— Не хотел. Вы бы наверняка принесли хвою и пригласили школьный хор, чтобы он исполнил заздравную песню в честь ревизора.
— Значит, сюрприз? — понимающе спросил Кунц.
— Сюрприз, — согласился я, а сок из сосисок тек по пальцам.
После ужина мы пили чай.
— Куда я вас положу? — задумался управляющий. — Здесь всего одна постель, как видите, а силой втолкнуть вас к Жачеку я не могу. Знаете что? Внизу, на первом этаже, есть одна уютная комнатка, обставленная напоказ. Там стоит кушеточка в стиле ампир, так если вы не очень тяжелый…
Он открыл шкаф и дал мне три мохнатых одеяла.
— Пододеяльников у меня, к сожалению, нет, только на моей постели, остальные в стирке. Так что придется вам довольствоваться тем, что есть. Уборная внизу во дворе, вода тоже там. Утром вам Жачкова согреет воду побриться, я скажу ей, чтобы она поставила на двоих.
Кунц зажег большую керосиновую лампу под потолком и взял из угла фонарь.
Мы пошли по коридору и остановились у одной из дверей. Кунц отпер дверь. В комнате блестел паркет и стояла какая-то мебель. На хрупкой кушетке казенные одеяла казались чуть ли не святотатством.
— Да, а что я вам дам под голову?
Он осветил фонарем всю эту роскошь, а потом швырнул мне подушку, которая лежала в кресле.
— Спокойной ночи. Если вам ночью нужно будет выйти, возьмите фонарь. А то не дай бог разбудите Жачека, и он своим лаем перебаламутит всю деревню.
И скрылся за дверью. Он произвел на меня самое благоприятное впечатление — добродушный и веселый. Наверняка он принадлежал к людям, которые ни над чем не ломают голову. Только одно было неясно. Кунц отсутствовал два дня. Ключи есть только у него. Так как же в фарфоровую вазу на его письменном столе попал букет цветов? Цветы были свежие. Он их принести не мог, потому что несколько лепестков лежало на столе. И еще одно — для кого он собирался сварить еще две сосиски? Ведь не мог же он рассчитывать на мое возвращение. Сообразив, что сосиски были предназначены для кого-то другого, я уснул.
IV
По всем правилам игры в первую ночь должно было произойти что-нибудь драматическое. Кто-нибудь должен был зазвенеть цепями, в комнате должна была появиться странная фигура, душераздирающий вопль или стон должен был нарушить тишину, а утром потрясенное население обнаружило бы на воротах замка мое удостоверение личности, проткнутое окровавленным кинжалом. Но ничего не произошло. Все-таки жизнь — ужасная проза.
Кушетка была удобная, правда, немного коротковата. Кунц долго не мог разбудить меня и, наконец, пощекотал мои пятки. Ужасно противное ощущение.
— Не сердитесь, но кофе уже кипит и вода для бритья согрелась.
Я побрился внизу, на срубовом колодце. Жачек, видно, был чем-то занят, потому что не потребовал платы за воду. Потом Кунц позвал меня в башню и налил мне кофе, а из стола вытащил бутылку с ромом.
— Хотите, я вам добавлю в кофе?
Я хотел. Потом мы закурили.
— Могу предложить вам еще кексы. Я по утрам ничего не ем, только часов в десять перекусываю. На обед будет гуляш из говядины или из конины, если вас это не смущает. То и другое в собственном соку и в жестяной банке.
— Да мне неловко вас объедать, я спущусь в деревню.
— Пустяки, — сказал Кунц. — Незачем вам туда ходить самому. Старуха каждый день ходит за покупками. Дайте ей денег и скажите, чего вам хочется. Но обедать все равно будете со мной. Мне одному с этими консервами не справиться.
Мы порешили на гуляше из конины. Большинство людей не любит конину, но я их неприязни не разделяю. Я с детства люблю лошадей: у них очень умный взгляд.
Я ждал, не нальет ли Кунц себе вторую чашку кофе, сдобренного ромом. Он не налил. Мне предложил, но себе не налил. Жаль. С людьми, которые с удовольствием разопьют бутылочку, всегда легче разговориться. Кунц не спешил на крыши и в склепы и беседовал со мной, как со своим личным гостем. Я ничего против этого не имел. Это было как раз то, что нужно.