- Преступление, - вставил Кротов.
- И все-таки мы были тише нынешних. Читали в «Литературке»?…
- Ребята! Опять страшные истории, а мне за город… - Болотвина замахала руками.
Денисов почувствовал:
«В этот момент! Так естественно было рассказывать о каком-то случае, и он имел отношение к Марсанову и кому-то еще, сидящему сейчас за столом…»
- Пожалуйста…
На Денисова обернулись.
- Вспомните, о чем был разговор сразу после этого… Какая-то криминальная история…
- Дикий случай. Мне о нем рассказывал коллега из Управления Северной железной дороги… - Голос Мигалатьева, глухой, надтреснутый, с другой стороны стола, пришел словно издалека.
Мигалатьева перебили, но для Денисова это было уже неважным.
- А теперь сами пьем на поминках Марсана… - Святой поднял бокал, лицо его снова было желтым, даже зеленоватым.
Болотвина заметила: горячее на тарелке Святого осталось нетронутым.
- Тебе плохо?
- Не хочу.
- Тебе сейчас, может, хуже, чем всем. Вы почти все время с ним были вместе. И здесь, и на Севере. Но надо взять себя в руки. Выпей воды.
Святой сделал несколько торопливых глотков. Держался он все так же отчужденно-сухо, исключая возможное участие бывших сокурсников; лицо его пожелтело.
«Необычайно высокого мнения о себе, - Денисов вспомнил характеристику Кравцова. - Упрям, дерзок. Физически крепкий. Кстати, это был единственный случай, когда он упал в обморок. Я проверял. Занимался культуризмом. Живет с женой и тестем. Жена закончила факультет дошкольного воспитания, тесть - бывший летчик. В институте и потом, на курсах, находился под влиянием Марсанова…»
- В тот раз, значит, вы боролись… - Антон увел разговор, продемонстировав редкую оперативную слепоту.
Валов посмотрел на часы:
- Может, перекурим?
Кто-то открыл окно. Стало свежо.
Святой пошел к дверям. Денисов вспомнил первую встречу с ним в кабинете дознавателя: «Плачущая сестра Марсанова. Наполовину пустой графин. Приставной стол. Небрежно прикрытые вещдоки. Монеты, оборванный конец ремня. Запонка… Мокрое пятно на паркете».
- Я не нужен? - спросил Сабодаш. - Хочу перекурить.
Денисов прошел в вестибюль, протиснулся между курильщиками. На гардеробной стойке лежало несколько пачек «Явы», здесь приторговывали сигаретами.
Подошел Леонтьев:
- Сигаретка найдется?
- Вряд ли, - Денисов поискал по карманам. Заговорил тихо: - Такое дело. Пусть поднимут ориентировки. «Дикий случай на Северной дороге», - сказал Мигалатьев. - Возможно, тоже с убийством.
- Где именно? Неизвестно?
Леонтьев держался уважительно: все сейчас зависело от смекалки и интуиции старшего оперуполномоченного.
- Думаю, на востоке Костромской области, где они работали. Шарья, Поназырево.
Леонтьев сообразил:
- Святой?! Денисов не ответил.
- Что насчет Шалны?
- Ничего… - Леонтьеву надо было бежать к автомату, а он все еще стоял. - А обморок?! Помнишь? Им сказали: несчастный случай, есть надежда. А потом, когда в кабинете… - Не знаю.
- Надолго еще у вас? - спросил Леонтьев.
- Заканчиваем. Беги!
- Не было традиционного сбора, - начал Сабодаш, когда они вышли из кабинета. - Поэтому и собралась меньшая часть группы, не в срок и в другом ресторане. Мигалатьев из тех, кто не может отказать. А они чувствуют внутренний разлад, давят… Заметил: супруги весь вечер молчали!
Они стояли на балюстраде. Вдвоем. Сокурсники основательно задержались с возможностью обсудить дела в их отсутствие. Впрочем, и это тоже уже не имело значения.
- Помощь в беде… - продолжил Антон. - А беда у них - разбитое стекло в «мерседесе». Вообще же, чистейший протекционизм. Несколько человек берут обязательства тянуть друг друга. Противно, будто на глазах у всех выбирают лучшие куски из общего котла… Согласен?
- Стоп. Не сейчас.
- Понял, командир. - Антон воспользовался обращением диккенсовских кучеров.
Денисов включил рацию: ни голосов, ни тона вызова не было. Фонило.
В это время Антон все-таки договорил:
- Нарушают нравственные опоры, из-за таких создается негативное общественное мнение о всех, кто добился успеха.
Денисов повторил вызов, получил ответ. Все, непосредственно не связанное с убийцей, шло как бы мимо него. В их сплоченном тандеме раскрывал преступление и решал всегда один.
Сабодаш спросил: