Одежда была слегка велика - мать была выше и худее Дианы. Хорошо еще, что Делл предусмотрительно выдала ей длинное темно-синее платье - вместо привычных болотного цвета брюк до щиколотки и белой рубашки - коих в гардеробе матери имелось больше, чем было необходимо. Эта персональная униформа Арделии была хороша для любого случая - и даже в отпуске мать себе не изменила. Откуда взялось платье, Диана представить не могла - возможно, настоял отец. «Все-таки мы отличаемся, Делл, не стоит так уж радикально пытаться стереть разницу между мужчиной и женщиной», - порой кидал он, когда ему было не лень ввязываться в нудный спор. Мать стояла на своей позиции до конца, но задним числом могла и отступить от правил - для неформальных выходов в свет - тем более это был общесемейный выезд. Диана медленно открыла дверь ванной и, путаясь в слишком длинном подоле (ткань липла к влажным пяткам, и некстати в голове возникла мысль о майке Джо - что сделает с ней мать?) вышла в неправильной формы холл. Две закрытые двери вели в личные комнаты родителей - конечно они спали раздельно - и еще две в слабо освещенные ночными «светляками» общие - кухню и гостиную. Диана, шлепая так и не высохшими ступнями по имитации деревянного пола (служебная квартира Пьюрити была застелена дышащим пластиком, иначе в помещении невозможно было справиться с конденсатом - постоянным врагом человечества со времен постпотопа и образования «облачной крыши) направилась в гостиную, где стояла низкая стойка-держатель просторного тканного гамака. Больше спать было негде - разве что на диване, но тот был слишком короток для рослой Дианы. Она, не снимая платья, скользнула в слабо натянутую ткань гамака и накрылась вязаным пледом, что стянула с одного из кресел. Подушки тут не было - а возиться с встроенной в подставку системой регулировки высоты изголовья Диане не хотелось. Поэтому она сдвинулась как можно выше к верхнему креплению подвесной кровати и замерла, расслабляя зудящие от долгого заплыва ноги и слушая, как тихонько гудят по углам автоматы-деумидификаторы. От горячей воды ноющие виски на время отпустило, но сейчас мигрень вновь поймала ее в свои объятья, и Диане казалось, что комната увеличилась, стены ушли вверх, а она просто плывет по бесконечному подземному каналу, окутанная гамаком головной боли, и стоит ей расслабить мышцы шеи - лицо уйдет под воду, и она задохнется. Закрыть глаза тоже было сложно - в темноте ей мерещились накатывающие с боков холодные волны, бьющиеся о металлические стены. Диана то проваливалась в черные дыры тревожного сна, то просыпалась, цепенея от леденящего ощущения, что она тонет, а в глубине, в укромном уголке ее уже ждет никогда не дремлющий Джо, и его Пегас оплели водоросли превращая воламобиль в старинный батискаф. Он будет ждать ее вечно - а она будет бесконечно болтаться между отринувшей ее поверхностью воды и пугающей неизвестностью темного дна. В одно из пробуждений Диана уловила за стеной негромкие голоса и сквозь дрему невольно прислушалась к знакомым тембрам. В соседней комнате спал отец. Теперь там были двое - и они спорили - полушепотом, буднично, в привычном стиле Куина и Делл ЛеФев. Но время было позднее - Диана видела, что бледно-фиолетовая голограмма циферблата над дверью показывала без четверти три. С чего родителям спорить в такое дикое время? «Возможно, это было связано с побегом», - посетила ее вялая, тянущая прочь от голосов и давящей надобности что-то решать, мысль. Она подумает об этом с утра. Если только Джо не явится за ней раньше, не вломится в квартиру на правах оскорбленного брошенного супруга - и тогда она проснется от его напряженного, вечно чего-то выжидающего взгляда, и уже поздно будет что-то измышлять - решать придется в процессе выясняловки. Все эти доводы воспалённого мозга окончательно разорвали в клочья ее и без того хрупкую дрему. Организм отчаянно нуждался во сне, голова ничего не соображала от бьющихся в темя как воды канала, образов, ноги сводило от усталости, тело периодически начинало пульсировать как в лихорадке - ее кидало то в жар, то в холод. Диана всем своим существом ощущала, что выдохлась до предела - эта ночь высосала последние остатки взрослости и душевного равновесия. Впору было броситься в спальню к бормочущим родителям, сесть у ног отца, спрятать влажную голову в подлокотнике его кресла и выложить все - начистоту, без утаек и попыток завуалировать отдающую вонью допотопных зверинцев истину - пусть решают за нее. Вместо этого Диана подтянулась повыше (голова утопала в люльке гамака, откидываясь назад, и отчаянно кружилась) и заставила себя сконцентрироваться на том, что обсуждали родители. - И что? В какой раз тебя спрашиваю, Куин ЛеФев, что ты намереваешься со всем этим делать? - раздраженно-сухо спросила мать. - И я тебе в который раз отвечаю - ничего. Я подожду. Это не мое дело. - Не твое дело? Это твоя производная, Куин, твоя плоть и кровь, о которой вы так заботитесь своем Пьюрити и так не хотите рассеять по ветру. Как ты можешь просто молчать и почитывать свои глупые, сворованные из этой обители пыли и плесени книжонки, игнорируя тот факт, что твоя дочь вышла замуж за зверя - бессмысленного и одержимого странными, опасными идеями? Диана услышала, как Делл скрипнула отцовской кроватью и стремительно - как ей было свойственно - пронеслась по комнате, по-видимому, в сторону окна. Это была ее любимая позиция в споре: встать спиной к собеседнику, в самые неожиданные моменты разворачиваясь и подавляя оппонента горящим взглядом светлых глаз. Диана невольно сравнила спокойного на людях Джо и скрытную, но неистовую мать, и ей показалось, что если кто и одержим, то это Делл. В большинстве случаев она была холодна как не существующий ныне лед - его примз видели только по редким событиям, вроде банкетов в Пьюрити - но две вещи превращали Арделию в фанатика, подобного тем, что жгли ведьм на костре в седую древность веков. Одной из них была математика - ее вечная и самая сильная любовь: ради загадочных сплетений уравнений и логических задач Делл забывала, что у нее есть семья, и могла днями не сдвигаться с места и не реагировать на окружающий мир. Только ненавязчивая забота отца в такие моменты не давала ей умереть с голода или начать делать под себя. Другой страстью Арделии ЛеФев было отрицание. Отрицание себя как животного, осуждение других за неопределённость выбранной позиции, брезгливое презрение к «натуралам» и, что там говорить, самая настоящая фобия физических телесных проявлений. Делл не одобряла экстремизма и насилия: ее методом был свет логики, созидание себя, как единицы общего разума и самоанализ, - как обратная сторона и противоположность «карнальной дикости». Порой Диана недоумевала, как вообще вышло, что она сама появилась на свет - да еще и естественным путем. Это означало, что отец с матерью занимались этим - тем самым, чего так страстно желал и пытался внедрить в ее привычки Джо - как минимум однажды. Он не стал раздеваться в гардеробной, как полагалось после ритуала и скромного семейного банкета, на котором со стороны жены были родители, а со стороны мужа - лишь пустые стулья и оплаченный счет. Джо явился прямо в спальню - где стояла единственная кровать. Диана так и стояла в свадебном платье, глядя на эту, как ей казалось досадную неполадку. Пару дней она могла бы спать в гостиной на диване - а потом закажет себе по видеокаталогу нормальную полуторную водную лежанку. Эта вещь посередине спальни Джо пугала ее - как размерами, так и нарочитой уютностью, многочисленными подушками, чересчур мягким, свисающим до самого пола зеленым то ли покрывалом, то ли широченным одеялом. Диана сняла неудобные узкие светлые туфли, что одолжила у Ларин (ее размера и подходящего цвета под старинное, где-то подцепленное отцом платье того желтоватого оттенка, что приобретает натуральная ткань после многочисленных чисток, нигде не нашлось) и аккуратно поставила их в угол - завтра она встретится с подругой, отдаст ей обувь и похвастается тем, как у них с Джо все хорошо. Этим планам не суждено было сбыться: к тому времени, как Диана отошла от шока «семейных радостей», Ларин уже понесла и лежала под бдительным надзором врачей-дзет в закрытой лаборатории Пьюрити. При малейшем риске эмбрионы - а их было трое - было решено незамедлительно пересаживать в искусственную, подключенную к центральной компьютерной системе матку. Нерожденные дети Ларин и Алила уже стали частью бесчисленного коллектива самого крупного исследовательского центра Альянса. А Диана не знала, суждено ли ей испытать ту спокойную, умиротворенную радость и уверенность в будущем, что она различила в голосе подруги. Едва ли от того ужаса, что проделывал с ней ее супруг, что-то может родиться. Джо подошел к ней почти беззвучно - как ему это удавалось, Диана никак не могла понять, но подозревала, что он когда-то занимался чем-то вроде танцев или гимнастики. А может, это просто было заложено в его природе - рандомайзер не дал ни намека на спортивное прошлое Джо или на его склонность к одиночным упражнениям. Д