я их развести в стороны. Тело - столь долго тренированное, послушное, исполняющее каждый замысловатый гимнастический трюк, теперь отказывалось подчиняться. Тогда Джо перестал бороться и просто подмял ее под себя, впиваясь жадным ртом в ее, так же как и его потрескавшиеся от короткого дыхания губы. Этот поцелуй не доставил ей удовольствия - он был обидным, почти болезненным - словно это уже был не Джо - спокойный и загадочный - а, как говорила мать, - незнакомое животное, самец, обезумевший от страсти. Диана чувствовала, как ее зубы стукнулись о его, тогда как она не знала, куда девать язык - назад это грозило почти удушьем - а впереди был один Джо. Бестолковость этого странного обмена дыханием и продуктом слюнных желез отвлекла Диану от обороны - и неожиданно она почувствовала, как его рука оказалась у нее между ног, направляя пугающе твёрдый член - в то место, откуда обычно текла месячная кровь. Она дернулась - но уже было поздно - отступать было некуда. Эту боль Диана мгновенно забыла, как забыла она и многие другие эпизоды их ночей с Джо - но каждый при его наступлении раз боль возвращалась снова, спровоцированная спазмами мышц, страхом и дрожью. А ему уже было все равно - Джо двигался ритмично, одной рукой вцепившись ей в плечо, а другой поддерживая Диану за копчик, не давая отклоняться, вклиниваясь в ее потаенные места все дальше. Его вес давил невыносимо, но еще более невыносимым было ощущение подчинения и ее полной безвольности. Он словно проделал в ее теле рану и теперь продолжал долбить туда мечом - тупо и безостановочно - пробиваясь все дальше и дальше. Возможно, он расковыряет ее насквозь и пришпилит к розовато-лиловому изголовью кровати - как насаживали в старину сумасшедшие коллекционеры чудные порождения прежнего мира - бабочек. Время, казалось, растянулось как расплавленная нить гибкого пластика - а это действо - чудовищный ритуал посвящения в натурализм все не кончался. Диана подумала, что у нее внутри все порвалось - слишком могуч был для нее Джо - и теперь она тонула в собственной крови. Она почти порадовалась этому - так она не сможет зачать (еще не хватало, чтобы от этой дикости родились дети). Диана слушала, как шлепаются друг о друга их потные животы, и спиной почувствовала теплую липкость стекающей по внутренней поверхности бедер жидкости. Лишь бы не пришлось ехать в лечебницу - это будет слишком стыдно. Тогда все узнают, что есть ее муж - что он разорвал ее внутренности своей «любовью». Джо неожиданно вцепился еще крепче ей в копчик и ягодицы - боль от его коротко стриженых ногтей упала в копилку Дианиных ощущений от той ночи - и глухо застонал - не своим, низким голосом. Он вошел в нее особенно глубоко, до предела, до корня - выступ его тазовой кости уперся в ее бедро. Диане показалось, что она точно пробита до спины - а Джо, устало дернувшись, замер, уткнувшись ей в плечо. Все было кончено. Теперь, по-видимому, она стала женщиной. Даже теперь это воспоминание - как и каждый раз - душило ее своей яркостью и выпуклостью, заставляя морщиться и дрожать. Диана свернулась калачиком в гамаке и подтянула к себе ноющие колени, зажимая руками уши - так же, как она сделала после того, как Джо откатился в сторону, освобождая ее от душного опостылевшего захвата. Диана надеялась, что он больше не тронет ее - усталый и наконец удовлетворивший свои вульгарные инстинкты - но не тут-то было. Джо сдвинулся, откинул одеяло и широким жестом накрыл и себя, и ее, подтаскивая Диану к себе - спиной к его влажному животу и утыкаясь ей в волосы лицом. Он сонно пробормотал: - Тебе неплохо было бы помыться... да и мне тоже - но я не хочу. Завтра. Потом... Выключи свет, когда захочешь... Диана лежала, сбившись в комок и слушала, как дыхание его замедлится, ощущая, как дергаются обвивающие ее тело, расслабляющиеся во сне конечности мужа. Она втягивала в себя воздух ртом, чтобы не чувствовать сырой и кисловатый тошнотворный запах, что, казалось, пропитал их спальню. Оглянувшись и удостоверившись, что Джо дремлет, она запустила себе руку между ног, ожидая увидеть окрасившуюся алым ладонь. Ничего такого. Это было что-то другое - и, как в белке оплодотворенного яйца, в полупрозрачной физиологической жидкости - она уже не знала, его или ее - стебельком расползлась ниточка крови. Диана не поверила своим глазам, но вставать и проверять себя более кропотливо не стала. Просто вытерла ладонь об одеяло и погасила свет. Так закончилась ее первая - традиционная ночь. Диана до сих пор не знала, должна ли она считать себя натуралкой, или же это было насилие? Уж совсем насилием все это действо считаться не могло - потому что после этой ночи были еще и другие, короткие и длинные, но всегда омерзительно откровенные и чувственные. Она сама подписалась под этим - и согласилась продолжать бесстыдные игры Джо. До этой ночи - сегодняшний опыт был уже слишком - даже для нее. Диана не хотела слушать, как Делл клеймит порочную систему натуралов с остервенением экстремистского проповедника. Однако же через некоторое время она ослабила захват ладоней, тем более, что резкий тембр матери пробивался даже через зажатые уши. - Твои привычки, Куин, привели к тому, что мы сейчас лицезрим. Девочка не знает, что есть черное, а что - белое, ты заморочил ей голову и подтолкнул к чудовищному браку с этим выродком. Ты видел ее, Куин? Это жалкое создание - моя дочь! Она выглядит хуже любой опустившейся натуралки, хуже продажных дзет кварталов подпольной любви! Она ночью крадется и плюхается в вонючий канал, чтобы сбежать от своего муженька - видимо, уже натерло! Это омерзительно, Куин, меня тошнит. Выворачивает от тебя и этой вашей нелепой физиологии и мыслей, что сводятся всегда туда. - Ты копаешься в моих мыслях, Делл? - спокойно ответил отец на визги матери. - Твоя зависимость от нейронной сети ужасает. Но я не подключен к ней, ты забыла. Все это - плоды только твоих фантазий. Не стоит утрировать. О физиологии ты, похоже, думаешь больше, чем все мужчины Мерси-Таун вместе взятые... И это печально - и смешно. Возможно, тебе стоило периодически отпускать «зверя» наружу. Твоя психика была бы здоровее. - Да. Так же как была она здоровее у наших предков! - зло бросила мать. - Дегенератов от человечества погрязших в эгоизме, жажде власти и наживы, допинге, лени и паршивых мелких страстишках. - Под этим флагом они загубили целую планету, Куин, а ты мне теперь - после почти ста лет кропотливой работы толкуешь о том, что животные проявления - это позитивно и полезно для психики? Я не понимаю... Я живу с тобой уже семьдесят с лишним лет и не могу понять - как это все уживается в тебе: твой алмазный стержень, твоя не знающая покоя жажда деятельности и созидания, твой интеллект - и эта мягкотелость и снисхождение к ереси, что привела людей к краху. - Ты не понимаешь, потому что никогда не пыталась понять, Делл, - устало сказал отец. - Не ригидность правит миром - а гибкость. Как хромогласс Джо. Она связывает воедино логику и интуицию, жесткость и податливость. Мы все идем в одну сторону, работаем на одну цель. Но ты так однобоко, так узко рассуждаешь! А меж тем это звериное начало - это единственное, что, пожалуй, роднит нас всех. В остальном мы слишком разные. И никак ты не избавишься от индивидуализма - это химеры - режимом, драконовыми правилами твоего любимого ученика Корали, запретами, стерильностью размножения. Ты сама махровый эгоцентрист - один из самых невыносимых, которых я знаю - а меж тем, ты свято следуешь букве закона. Нет, Делл, не в этом правда. - А в чем же тогда? В том, что ты, как больной извращенец, бегаешь по ночам к своей «пламенной испанке»? Таясь от всех, любостраствуя, как животное, нарушая закон? - Диана охнула и пожалела, что не взяла на кухне затычки для ушей. Все вокруг тонуло в грязи - и ее безупречная, почти легендарная семья тоже. - Я ни к кому уже давно не бегаю. И законов я тоже не нарушаю, и тебе известно это не хуже моего. Она свободна - уже много лет. Вдовам не запрещают вести тот образ жизни, который им больше подходит. Что же касается любострастия - увы. Как и Джо, я не отрицаю для себя физической стороны жизни и горько жалею, что в свое время не высказывал громче свои опасения и сомнения по поводу метода рандомизации. У тебя здорово получалось убеждать, Делл. Но и сам я хорош. Юности свойственен максимализм - вот он и подвел. Я надеюсь только на одно - что Диана сто раз подумает, прежде чем переходить на твою сторону. Потому что это слишком мрачная и бесплодная сторона, чтобы я мог спокойно отпустить туда свою дочь. Свою дочь, Делл - твоей наследнице будет там комфортно - пока, конечно, ее не начнет перетягивать мое «животное начало». Поэтому я не буду клеймить Джо - что бы он там ни сделал. Они жива, здорова - если только не простудится от заплыва - и вообще, насколько я могу судить, цела. Выбор останется за Дианой - пока она не озвучит свое нежелание продолжать этот семейный эксперимент. И если ты рыпнешься и захочешь тряхнуть своими старыми связями, - отец, судя по звуку, встал и приблизился к матери: его голос проплыл в сторону окна, - возможно, я захочу тряхнуть своими. Хочешь провести ближайшую сотню лет в одиночестве? Изволь. Иногда мне кажется, что только этого ты и добиваешься, и что тебе будет комфортно в объятьях твоей непримиримости и зуда импульсов любимой нейронной сети. Решать тебе, Делл. Возможно, мы все нуждаемся в обновлении... Больше отец ничего не сказал. Диана с