и для ребенка и забрали Диану домой. Все это совпало с уходом отца от дел - верхушка Альянса продолжала сотрудничать с Куином, но уже не как с действующим главой - одним из Девятерых - а обращалась к нему за консультациями, наградив за неоценимый вклад в формацию нового строя кучей придуманных специально по этому случаю почётных титулов. В конце концов, это был первый прецедент добровольного самоотстранения главы Альянса - не в мир иной и не в ссылку, а на заслуженную пенсию. Диана лишь потом начала догадываться, что именно отец захотел, чтобы единственная дочь воспитывалась дома, хотя инстинктивно всегда ощущала с ним более глубокую и полноценную связь, и даже будучи ракушечным мальком, скучала по нему сильнее, чем по замкнутой и рассеянной, всегда холодно отстраненной матери. Теперь же неприязнь к ней росла в геометрической прогрессии - даже несмотря на то, что Арделия была против ничем, по ее мнению, не оправданного союза дочери с Джозефом Карнад-Форциери. На втором свидании - когда они вместе направлялись на тестирование в «Путеводитель будущего», Диана осведомилась у Джо, почему тот носит двойную фамилию - и тут же пожалела о том, что спросила, потому что вопрос показался ей слишком интимным для столь короткого знакомства. Джо, впрочем, ничуть не смутился - похоже, его спрашивали об этом не раз, и ответ был уже давно отрепетирован. Так решили его родители, объяснил он. От каждого Джо унаследовал часть генетического наследия - так что и фамилия должна это отражать. Такой подход показался Диане странным и непривычным - в основном вокруг все женщины либо меняли фамилию при браке, либо в очень редком исключении оставляли девичью, а ребенок в любом случае носил семейное имя отца. И это казалось Диане правильным - пока она не услышала версию Джо и не задумалась. Если рассуждать логически - то его родители ближе к истине. Так она считала, пока все, привнесённое в создание мужа родственниками-натуралами, как и вообще любая вещь, каким-то образом связанная с Джо, не начала вызывать у нее глухое раздражение, переплетенное с досадой и бешенством. Если бы не все эти изыски - ей бы не пришлось сейчас, отфыркиваясь от то и дело попадающей в нос воды, плыть неизвестно куда во тьме. Она дождалась, пока он заснул - ей не надо было лишний раз оборачиваться к мужу, чтобы это понять, Диана услышала это по дыханию - еще десять минут назад сбитому и громкому, а теперь замедляющемуся и едва слышному. За эти две недели она научилась ориентироваться на мелочи, угадывать по косвенным признакам, доверять предчувствиям - той самой интуиции, о которой толковал отец. Это чувство оттачивается удивительно быстро - если ты в нем нуждаешься. А Диане до боли нужно было быть незаметной: двигаться тише, чтобы он не услышал и не проснулся, потянувшись к ней, как ребенок протягивает руки туда, где когда-то было солнце. В такие моменты решимость покидала Диану, и ей становилось почти что жалко Джо и страшно потерять ощущение этой болезненной непонятной жажды, что он к ней испытывал, натянувшееся между ними, как стальная нить. Это единственное, что их соединяло - его надежды и попытки пробить ее барьеры, и ее отчаянная, доведенная до агонизирующего автоматизма оборона и при этом жалкое неумение окончательно отказать. Он вечно стоял под крепостной стеной, а она сидела по другую сторону и не могла заставить себя прекратить выглядывать наружу. Порой с утра - до того, как он проснется, Диана открывала глаза и, глядя на дремлющего и кажущегося таким невинным и трогательным своей моментной незащищенностью мужа, думала, что, возможно, все не так плохо, и со временем она привыкнет. Или ему наскучат его странные игры. А потом он открывал глаза, и все начиналось заново, и после его ухода на работу она, морщась от унизительных, тщательно сдерживаемых злых слез, отмывалась от его объятий и стыдилась всего - своих дурацких мыслей и смешных упований. Она ушла, потому что не могла дать ему то, что он надеялся в ней обрести. Она просто была не такой, как он. Потоки воды вокруг неожиданно стали холоднее - то ли поменялось течение, то ли организм начал давать сбои, потратив все внутренние ресурсы на тщетную попытку самообогрева. Диану привычно потянуло в сон - как в любой из дней в эти последние недели после заключения брака. Руки отяжелели и рассекали воду уже не так эффективно, ноги начало сводить, как во время ночного кошмара. Диана замедлилась и, перевернувшись на спину, попыталась размять немеющие ступни. От неловкого движения одна из туфель соскочила и, зависнув на несколько секунд на поверхности, как самый нелепый на свете кораблик (Диана вспомнила слышанную на уроке музыковедения песню «Желтая Подводная Лодка» какой-то британской группы), медленно заскользила в глубину. Диана тупо проследила за ней взглядом - пусть пропадает, дурацкая дрянь - не нужны ей его подарки, как и он сам - с ненужными цветами и еще более ненужными «проявлениями взаимной симпатии» - но когда желтое пятнышко перестало быть заметно в темных волнах, собрала последние силы и нырнула за тонущей туфлей. Подарка все же было мучительно - совершенно непонятно почему - жалко. Она нагнала желтый кораблик в уже слишком темной для нее толщи воды - там, где глаза уже не различают, что перед тобой - скорее на ощупь, чем разглядев. Заледеневшая рука почувствовала ребристую поверхность рифленой резины подошвы. Диана крепко сжала предательски сбежавшую от нее туфлю и содрогнулась, ощутив, как декоративные элементы - какие-то части цветка - видимо, тонкие полоски кожи, торчащие из слоистой структуры украшения, пробежали по пальцам вкрадчивым ласковым неспешным касанием. От внезапно дернувшей воспаленный напряженный мозг ассоциации Диана чуть не глотнула воды: Джо после свадьбы - еще одетый, но уже отстегнувший зажимающую тесный стоячий воротник темной рубашки стальную брошь в форме падающей звезды (знак, открывающий ему все двери в Пьюрити без надобности унизительного сканирования сетчатки), медленно убирает ей волосы со спины и, откинув затейливое плетение Делл ЛаФев на стянутое старинным шелком плечо, проводит пальцем от седьмого позвонка в глубину, под скользкую гладь непривычной Диане ткани. Она оборачивается - так, чтобы избежать взгляда, но видеть его лицо - и замечает, что шея у Джо загорела не меньше лица - он проводит много времени под солнцем, которое теперь доступно лишь единицам - и на груди, под рубашкой курчавится темная шерсть. От этого зрелища ей становится неожиданно тесно в платье и противно, словно сама Диана уменьшилась и ограничена теперь только своей физической оболочкой, плотью. Если бы он тогда остановился - она была бы вечно ему благодарна. Но он пошел вперед, не обращая внимания на ее страх и отвращение. Шагнул в бездну своих подсознательных желаний и потянул ее за собой. Это как нырнуть туда, где не чувствуешь дна - когда поплывешь к поверхности, уже не будешь прежним - вечная глубинная тьма изменит тебя навсегда, зальется внутрь и поселится в потаенных углах души, прядя нити смутных теней, что выходят наружу перед рассветом, чтобы проникнуть в сны и лишить их чистоты и целостности. Диана почувствовала, что лёгкие начинает жечь от нехватки кислорода и поспешила вынырнуть. Надо было плыть дальше. Она должна достигнуть корпуса Кси до рассвета. Добраться до родителей - в особенности до отца и объяснить ему, почему ее брак не может продолжаться. Найти слова, не углубляясь в подробности (во мглу, липкую и непотребную), и описать их с Джо семейную жизнь. То, что происходит за закрытыми дверями, то, что остается между супругами. Джо всегда запирал дверь после прихода с работы - словно отрезал внешний мир, оставляя его за порогом. На двери отца вообще не было замка. «Если мы прячемся, Диана, значит, нам есть что скрывать», - один из постулатов Куина, что он вечно твердил ей в период созревания, когда Диана пыталась изменить устоявшийся порядок и вытребовать систему индивидуальной блокировки на дверь спальни. Со временем это стало казаться глупостью, как и все ее детские выверты и нелепые потуги самостоятельности. Диана выросла - и надобность запираться отпала - ей, как и отцу, нечего было скрывать. До сих пор. Она попыталась зацепиться за стену, чтобы приладить на место туфлю, но не тут-то было. Залитый в скользкий защитный пластик металл, казалось, тек застывшим водопадом сверху вниз, и его стерильная гладкость не давала ни малейшего шанса на контакт. Тогда Диана сжалась в комок и, подтянув колени к груди, таки натянула на почти ничего не чувствующую ногу злосчастную туфлю. От этого движения она перекувырнулась назад и чихнула от жгущей пазухи холодной воды. Боль пробудила ее, и Диана, прекратив барахтаться и удостоверившись, что обувь сидит плотно, снова поплыла вперед. Оставалось обплыть торчащий перед ней корпус Тета и тем же путём, что она сбежала, и проникнуть в дом, куда определил Джо ее родителей на время отпуска. «Недалеко, но обособленно, - сказал тогда он, казалось, крайне довольный своим планом, когда Диана смиренно осведомилась у молодого супруга, как так вышло, что родители живут не в одном здании с ними. - Мы не мешаем им, а они - нам. Если ты захочешь повидаться - стоит только сесть в лодку и через две минуты ты там. Или же можешь брать Пегас - все в твоём распоряжении, стоит только захотеть...» Джо до одури любил свой личный - не служебный