И пока этого хватит!
– Посуди сам, Дмитрий, – рассудил он, – ты за меня поручился перед государем. А ведь это чревато опасностями. Если уж Петр Алексеевич так разгневался, что грозит расстрелом, то сильно может попасть и поручателем. А ты смело бросился за меня. Теперь, почитай что почти родственник, – князь хитро усмехнулся, – и пока дальше не будем. Давай лучше пообсудим, как нам быть с порохом. Я уж дьяка на мельнице предупредил, что ты на мельнице будешь, указал, что б во всем слушался.
Дмитрий прикинул возможности Петербурга, или, как называли при Петре, Санкт-Питербурха. В любом случае, когда-нибудь пороховую мельницу придется открывать и в столице. И открыли в историческом прошлом. Так почему бы и не сейчас?
А пока, пользуясь поданным карт-бланшем, он полдня решал проблемы сырья, топлива и продовольствия. Он быстренько подсчитал – производство увеличиться на треть.
А ведь порох всегда был важным казенным товаром. Особенно в XVIII веке, когда Россия проводила активную внешнюю политику. Петр не зря гневался на артиллерийский приказ в целом и на курировавшего Яузские мельницы князя Хилкова. Ой, князюшка, береги голову!
Глава 10
В Дмитрий все же уехал, хотя и обещал помочь князю. Но оба понимали – пока сын боярский занят, ибо без него в вотчинном хозяйстве ничего развиваться не будет. Крапивье семя, дьяки и подьячие, даже получив приказ самодержца, торопиться не будут. Пока ржавую машину бюрократии XVIII века не смажешь подношением, пока не наорешь, ее шестеренки будут постоянно заедать.
Так и есть. Указ царя уровнем выше был исполнен немедля, и местный воевода получил из соответствующего приказа указ о переделе поместье в вотчину и выделении крестьян с землей и всем имуществом. Вотчина появилась мгновенно, тут от чиновников на местах ничего не зависело. А вот дальше… До Москвы было далеко, и чиновники под разными предлогами начал тянуть с размежеванием. Почему нельзя погреть руки, если можно? А на всех царя не хватит.
Его крестьяне платили оброк – денежный и натурой, по прикидкам Дмитрия получалось около трети всех доходов. Кроме того, была земельная барщина. По воспоминаниям прошлых лет Дмитрия, велась она крестьянами безобразно, доходов приносила мало, хотя площадь занимала большую. Сын боярский Дмитрий Кистенев, как человек своего времени, знал силовой стимул – плеть и ругань. Еще он не отрицал такой стимул, как пинки ногой. Саша, питомец цивилизованного века и к тому же историк, понимал, что ругань вещь хорошая – помогает прочищать легкие, но, тем не менее, брань на вороту не висит, а пробить крестьянскую шкуру плеть не сможет. Поэтому сразу объявил:
Ехали неспешно, верхом, а следом за ними двигались дровни с едой и питьем. В каждой деревне Дмитрий устраивал сход, придирчиво расспрашивал что и в каких размерах платят ему, помещику, а теперь вотчиннику, а что государству.
По возвращению из-под Нарвы в свой «господский» дом, Дмитрий устроил пир, чтобы поддержать Никиту и обмыть щедрый дар Петра. Пили водку, брагу, пиво, крепкие наливки. Водка ему не понравилась – слабая, меньше тридцати градусов и вкус гадкая. То ли дело наливки. И в голове шумит после одной чарки и на вкус приятна.
Бывшие государевы крестьяне барщину не имели. Как и оброка. Зато денежные налог был куда выше и еще вопрос, что хуже. Еще надоедали крестьянам различные натуральные повинности – ямская, дровяная, дорожная и т. д. И лихоимства чиновников. А попробуй не дай – на законном основании со света сживет.
Дмитрий все эти сомнения понимал, но доказывать свою правоту не спешил. Слова – это пустое, практика покажет, что он был прав. А деньги крестьянам нужны. Ведь надо платить еще государев налог и различные повинности, растущие, как грибы после дождя. И покупать товары. Конечно, крестьяне той поры вели хозяйство почти натуральное, обеспечивая все свои потребности, но соли у них не было, так же как стали и железа. И рыбки каспийской хочется. А купить несколько аршин сукна или бумазеи на зависть всех соседей – золотая мечта любого хозяина.
Мужики загалдели. На словах все выглядело красиво, а что будет по жизни. Один попытался проверить:
– Барин, Христа ради, второй год в землянках живем. Нам бы леса…
Дмитрий не понял. Не в пустыне же. Край лесной, деревья даже отсюда видно.
Дмитрий тоже посмотрел. Рядом с его владениями находился обширный сосновый лес с хорошими соснами. Он во владения Дмитрия не входил, но что не сделаешь для хорошего человека. Дворовый отнес на дом воеводы набор немецких металлических чарок, красивых, расписных и лес переписали на сына боярского Кистеня. Он сразу, немедля, нанял мужиков рубить сосну, решив, что сотню стволов приготовит на продажу. А то узнают еще.
– Вот этот лес, – кивнул на сосны, – на двадцать десятин мой. Разрешаю вам рубить березу, ель, ольху, – что же там еще, господи, – кривые сосны, – выкрутился он. – Только не мухлевать! – пригрозил он и предложил, – зимой на смолокурню кто пойдет за гривенник в неделю?
Вызвались все семь мужиков, проживающих в деревне. Зимой что в деревне делать? Скот накормил, да на печку. А тут деньги!
Дмитрий с ходу пообещал всяких чиновников в их деревни не допускать, а число повинностей сократить. С них две поездки в Москву по зимнику с продовольствием барина, из Москвы – купленный товар. Причем перевозка обратно оплачивалась. Но государственные повинности он отменить не мог, только если откупиться.
Крестьяне откровенно зачесались, не зная, как реагировать. Денежные налоги в средневековье из-за слабых рыночных отношений были очень тяжелыми. У них элементарно не было денег, а продукции хватало, но ее оказывалось тяжело продавать. Поэтому уменьшенная подать, да еще только натурой была для крестьян манной небесной. А вот вторая четверть сдаваемой продукции настораживала. Не обманет ли?
Никита все вздыхал, завидуя другу, но постепенно хмель давал свое и они заспорили о качестве сабель и красоте девиц.
– Ты, меня, теперь раза в три богаче будешь, Митрий Ляксаныч – с завистью и с какой-то меланхолической грустью констатировал Никита. Дмитрий про себя удивился, по отчеству именует! Видимо изменение в хозяйстве меняет и статус, хотя и в основном моральный.
– Подати мои будут составлять четверть от всех ваших прибытков. Потом объясню, что конкретно. Еще четверть вашего добра я буду продавать. Деньги стану отдавать вам по нынешней стоимости в деревне.
Так они проехали по всем деревням, осмотрели все земельные владения Дмитрия. Никита и раньше знал о свалившемся на его друга счастье (в причинах он так и не разобрался, посчитал – повезло). Но одно дело знать о богатстве друга, а другое видеть.
– Барщину ликвидирую.
Скот и сукно было жаль, но с другой стороны, прибыль могла оказаться еще больше. А когда Дмитрий щедро угостил (слуги кое-как унесли пьяного воеводу из трактира), его дела пошли молниеносно. Воевода, правда, запросил еще и денег, но Дмитрий обещал их отдать после окончания межевания.
Мужики, как по команде, рухнули на колени.
Дмитрий думал немного. Объявил:
Он обхватил ее и прижал к себе. Она не сопротивлялась, только скинула мешающее платье. Хорошо быть дома!
Уже засыпая, Дмитрий почувствовал, как его бережно поволокли к кровати и раздели. Марья! А он ей ничего в подарок не привез, скотина!
Крестьяне объяснили, дивясь незнанию жизни своим хозяином. Оказалось, что весь лес был отписан на государя, т. е. был государственным. Грибы-ягоды еще можно было собирать, хворост, а вот деревья трогать категорически запрещалось. Запорют до полусмерти и штраф большой положат.
Воевода согласился и «порадел» за сына боярского. Земли перешли от государства к Дмитрию хорошие, он даже переселил крестьян одной деревушки в другое место. Крестьяне поначалу протестовали, но когда увидели, что земля к ним перешла добрая, рядом река и лес, согласились.