То есть оба. И та подделка, которая выдается за «Malleus Maleficarum».[1] Этих «Молотов» даже несколько, разных изданий — на верхних полках, среди прочей старинной макулатуры, от которой почти никакой пользы.
Но у Старика есть и другой «Malleus Maleficarum» — настоящий. Написанный теми, кто вправду знал, что из себя представляют эти чертовы суки, чем они действительно опасны, а главное — как их бить. Потому что они на самом деле дрались с чертовыми суками…
Дрались до тех пор, пока чаша весов не склонилась в другую сторону. Пока эти чертовы суки не подмяли под себя сначала церковных иерархов, их руками раскурочили инквизицию изнутри, а потом сами стали невидимыми хозяевами всей Европы… А теперь, похоже, и всего мира.
Теперь охотников почти нет. Архивы инквизиции сожгли, вместо них распространили странные якобы пособия для инквизиторов, полные чепухи и бреда, вроде того подложного «Молота». Чтобы даже те немногие, кто соприкоснулся с этими чертовыми суками, но каким‑то чудом вырвался, уцелел, что‑то понял и решил бороться, все равно оказались беспомощны, как слепой котенок. Попытаешься разобраться, что к чему, как с этими чертовыми суками можно бороться, попытаешься найти хоть какие‑то крупицы знания — получишь записки сумасшедших женоненавистников, которые в лучшем случае собьют с толку, а в худшем — запутают так, что сразу же и попадешься…
Я оглядывал все эти ин‑фолио и ин‑кварто с «живыми» обложками, узоры на которых плывут в глазах. Особенно те, на которых узор не просто выгравирован, а набран из разных металлов, как мозаика. Эти сделаны искуснее, и эффект сильнее.
Я пытался отыскать такой же, как видел ночью, но ничего подобного не было.
Разве что… В самом углу, возле крошечного томика «Молота» на старославянском — перевода того исходного, первого «Молота» — стояла большая книга в металлическом переплете, и она…
Я прищурился, приглядываясь. Рисунок похож, те же спирали из шестеренок и ощутимо плывут в глазах, но вовсе не с той сводящей с ума силой, что была у книжки в алтаре. Хотя… Может быть, если развернуть переплет лицом…
Я вцепился в холодный переплет, чтобы вытянуть с полки тяжелый том.
За спиной скрипнули колеса.
— Поставь книжку, Крамер. Сколько раз повторять: руки надо мыть, прежде чем трогать такие вещи! Мыть руки надо! Сколько раз говорить?
Я смутился и задвинул книжку обратно на полку. Мыть… Мыть руки надо после того, как потрогал эту дрянь.
— Дед Юр, я все хотел спросить…
— Ну?
— Сколько лет было той, с сорока двумя?
Старик подозрительно разглядывал меня.
— А с чего это такой интерес?
— Ну так… Вдруг сообразил, что не знаю. А надо бы. Если хочу стать когда‑нибудь таким, как ты.
Я улыбнулся, но Старика на телячьих нежностях не проведешь. Он поднял указательный палец и прицелился в меня:
— Ты мне это брось, Крамер! Таким, как я… Ты что, всю жизнь собираешься только этим и заниматься?
— «Тонкое искусство охоты требует постоянного совершенствования, вплоть до самоотреченья», — процитировал я из «Молота».
Старик хлопнул ладонью по подлокотнику.
— Охоты! На кого охоты? Мы вычистили и город, и все вокруг. Здесь их больше нет. А если какая‑то случайно и забредет к нам, в нашу глухомань, то это будет мелочь. Тебе с лихвой хватит того, что ты уже можешь. И… — Он осекся. Внимательно поглядел на меня. — Или ты опять кого‑то из другой области собираешься, засранец?!
— Ну, почему сразу из другой области… Можно же и просто учиться. На всякий случай. Кто‑то ведь должен…
— Ты жить должен! Жить! Вот чему тебе надо учиться!
— Но, деда Юра, я же…
— Ты на остальных наших посмотри, — перебил меня Старик. — У Гошки вон уж вторая девчушка родилась. Серебряков тоже времени даром не теряет, кобелина, уж полгорода девок перепортил, наверно… А ты?
— Что — я?
— А то, что ты уже не живешь! Ты уже фанатиком стал. Это уже болезнь. Ну сколько тебе можно объяснять, что охота — она ради жизни. Чтобы убрать то, что мешает, и спокойно жить дальше. Жить! Охота ради жизни, а не жизнь ради охоты! Понимаешь?
Я прикрыл глаза, прислушиваясь к себе:
— Пора, кажется…
— Ты меня не слушаешь! — Старик врезал кулаком по подлокотнику.
Но тоже замер. Поморщился, нехотя кивнул.
— Да, пора… Но учти, Крамер. Это последний раз вне расписания. Две недели я тебя к ней больше близко не подпущу! Понял?
Я кивнул, слушая уже не Старика, а то, что творилось во мне.
Глубоко в голове родился холодный ветерок.