Ледяные жернова в моей голове рассыпались, пропали, словно их и не было. Сука переключилась на крыс.
Я получил передышку, чтобы восстановить свою защиту. Собрать перемолотые ею ощущения, мысли, эмоции — этих трусливо разбежавшихся с поля боя солдат — и вновь построить их в нечто боеспособное. Залатать все бреши. И сделать это быстро, очень быстро. Передышка вот‑вот кончится.
Крысы вспрыгивали на стол, к ее ногам, и одна за другой заходились в визге, больше похожем на крик. Пулей слетали со стола и неслись прочь, забиться в угол подальше, но поводки рвали их назад, к клетке.
Издали я чувствовал накаты страха — шлепки, которыми она потчевала голодных крыс. Но если я знал, что это наносное, мог этому сопротивляться, не пускать в себя — глупые твари не могли. Укол паникой — и они неслись прочь, забыв обо всем.
И тяжелые жернова вгрызлись в мою голову…
Скрип ногтей по столу, ее ярость — этой ярости было все больше и больше. Цепная дьяволица переплавляла ее в тяжесть ударов, которые обрушивались в меня, в труху перемалывали все мои попытки противостоять…
Моя защита трещала по швам — и тут давление ослабло.
Крысы. Серые твари опять штурмовали стол. Голод, пахнущие кокосом ноги женщины… А теперь еще из ранок от их коготков выступили капли крови. После трех дней голода эти запахи сводили их с ума.
Она колола их ударами паники, крысы визжали и слетали со стола, прочь от ее ног, но через секунду снова лезли на стол. Голод вытеснял страх.
Они лезли, она отгоняла, они опять лезли, она опять отгоняла…
Но теперь жернова в моей голове не пропадали. Она уже приноровилась отталкивать крыс, едва обращая на них внимание — примитивные животные душонки, предсказуемые, легко управляемые. А вот я… Ее бесило, что она не могла подмять меня. И еще она чувствовала, что это я привел этих маленьких кусачих тварей, вывалил их на нее. Отмахиваясь от них, она пыталась сосредоточиться на мне…
…время иногда становится другим.
Я знаю, что прошло около четверти часа, но кажется, что все это длится уже вечность.
Женщина на столе, скребущая дерево ногтями… Я, замерший на стуле, взмокший от напряжения… Крысы, неутомимо штурмующие стол…
Теперь, правда, не четыре — всего лишь две. Двух других я затащил обратно в клетку.
Ярость по‑прежнему душила ее, и казалось, что она никогда не устанет. Жернова были все такими же тяжелыми, все такими же быстрыми….
Но уже не такими опасными. Выдержав ее первый натиск, затем второй, потянув время с крысами, я дал памяти пробудиться окончательно, дал рефлексам развернуть свои боевые порядки. Теперь я не вспоминал ее ухватки, а чувствовал их. Видел, куда будет следующий укол. Знал ее следующий шаг. Угадывал, как еще она попытается влезть в меня вот сейчас… Приноровился. Успевал выправлять то, что она меняла во мне, успевал быстрее, чем мололи ее жернова.
Сначала с четырьмя крысами, на которых ей приходилось отвлекаться.
Потом с тремя.
Теперь…
Я положил руку на клетку, нащупал ручку маленького барабана и стал вращать. Наматывая стальную цепочку, что тянулась к ошейнику крысы.
Сначала шла легко, потом натянулась… Крысе дел не было до моих желаний. Она рвалась к столу, к ногам жен‑Шины.
Жернова стали чуть проворнее. Теперь ей приходилось отгонять от себя всего одну крысу.
Вторая, чей поводок я вытягивал, яростно пищала и рвалась к столу, пытаясь перетянуть. Ехала когтями по паркету, цепляясь, не желая удаляться от стола, и визжала, визжала, визжала…
Потом метнулась к клетке, дав поводку провиснуть, вцепилась в него зубами. Зазвенел металл. Она молотила зубами стальную цепочку.
А я стискивал пальцами барабанчик, тянул ее к клетке и сбрасывал ледяные щупальца, лезшие в меня.
Они чуть ослабевали, когда оставшаяся крыса бросалась на ноги, но крыса с визгом слетала со стола, металась по полу — и жернова наваливались, наваливались, наваливались… А крыса уже неслась обратно к столу, к кокосовым ногам… Снова и снова…
Но за всем этим, за всей ее яростью я чувствовал и ее удивление.
Обычно я не выдерживал долго с одной свободной крысой. Обычно я лишь чуть оттягивал вторую, а потом опять отпускал. Чтобы опять бежала к столу, чтобы дьяволицу отвлекали две крысы.
Но сегодня я выдерживал и с одной. Все еще выдерживал…
То ли наконец сказалось то, что таких схваток я провел не один десяток, выучиваясь управлять своими эмоциями. А может, из‑за того, что случилось прошлой ночью. Да, мне вчера досталось, но ведь не сломало же! И сон, опять этот чертов сон… И теперь на донышке души теплилась, никуда не пропадая, злость на ту чертову суку. Злость и знание, что я выдержал ее удар страхом, переборол его. Может быть, в этом все дело. Ведь то, что нас не убивает, делает нас сильнее…