Выбрать главу

Но, по крайней мере, все целы.

И тут Виктор заорал.

В первый миг я решил, что его зацепило. Но потом понял, что кричит он где‑то сбоку, в нескольких шагах от двери, где я видел его в последний раз. Все‑таки успел нырнуть в сторону. И кричит он не от боли, а от ярости.

Теперь чертова сука вцепилась в него. Курочит и ломает…

Пыхтя и постанывая, в дверь ввалился Гош — медвежий силуэт в отблесках снаружи.

— Суку… — прохрипел он. — Где сука…

Виктор уже не орал, выл сквозь стиснутые зубы. Почти безумно, но выл. Все еще держится и отвлекает суку от других…

Клик‑клик — из глубины холла, из темноты, куда не достают отсветы от фонаря снаружи. Новый патрон в патроннике.

А Гош замер в дверном проеме, еще не оправившийся от удара чертовой суки. Пытаясь понять, что тут происходит, куда пропал свет, и откуда выстрелы, и почему орет Виктор…

Я лягнул Гоша по ногам и откатился с того Места, где лежал. Туда, где видел Шатуна, когда свет еще горел.

— На пол! — рявкнул я Гошу, а сам шарил руками.

Что‑то скользкое… Кожа мертвая — и кожа живая…

— Эй… — голос Шатуна.

Плащ… Складка… Вцепиться! Шаги спереди, на меня…

Бум!!!

По голове словно кирпичом врезали. Пламя от выстрела полыхнуло над макушкой, грохот ударил по лицу, в уши… Я едва различил вопль Виктора — на этот раз совершенно животный. От боли. На этот раз кавказец не промазал…

И еще это значит, что чертова сука опять свободна и готова бить.

Я вскочил, разворачиваясь вправо и таща за собой Шатуна. Где‑то там лестница. Где‑то там… Сквозь окна должны падать отсветы снаружи — достаточно, чтобы рассмотреть холл, найти лестницу, но перед глазами прыгала вспышка от выстрела.

Тащить стало легче: Шатун встал на ноги.

— Следом! — крикнул я, не отпуская его. — Не отрывайся! Только не отрывайся!

Клик‑клик.

Пол под ногой вдруг кончился, я оступился и упал вниз, потеряв плащ Шатуна, — и тут сзади грохнуло. Ударило в стену надо мной, лопнул камень, с визгом срикошетили дробинки, загрохотали по изгибу лестницы, по ступеням… Щеку обожгло каменное крошево. Следом посыпались куски штукатурки, пыль, а за спиной рык кавказца.

Не от боли, от ярости.

Он не мог видеть нас, темнота и ослепительные вспышки выстрелов мешали ему никак не меньше. Но у него была его чертова сука. Которая чувствовала всех нас. Наши мысли, желания… Нашу боль, если есть.

Клик‑клик!

Но я уже на локтях и коленях слетел на несколько ступеней ниже, следом топот Шатуна. Когда ударил выстрел, вспышки я не увидел — отгородил изгиб лестницы. Ногу обожгло дробинкой, сзади хлынула еще одна волна пыли от развороченной стены, но это все было уже неважно.

Прямо передо мной, чуть ниже — полоса света.

Попытавшись подняться, но не попадая в ступени, то и дело оскальзываясь, я ссыпался туда и врезал в дверь руками.

— Не отставай! — назад, не оглядываясь.

Скользнул в приоткрывшуюся дверь.

Лабиринт колонн, красноватых отблесков — живых, колеблющихся — и подрагивающих теней… и холодного ветерка, что закружился вокруг меня вихрем, стягиваясь, набирая силу. Она почувствовала, что я ближе всех.

Ледяные струи ударили в меня, сбив с мысли, вышибив из меня ритм…

Не струи — струя. Она опять била так же, как била ручная дьяволица, когда крысы не нападали на нее и мы остались один на один. Лезла в ту же дыру в моей защите.

С третьего раза я уже почти чувствовал, как именно они делали это… Я сосредоточился на этом кусочке, на этой пробоине, выталкивая холодные касания прочь, прочь, прочь, выравнивая себя.

Только эта сука лезла не к моим пальцам, не к руке, нет, она не разменивалась на пустяки. Ей нужно было больше. Все! Сразу!

Волнами на меня накатывало ощущение того, что вокруг уже не зал, в котором я был три дня назад и что‑то рассмотрел, но теперь это не важно, теперь это было что‑то чужое, распадающееся на колонны, на пятна света, теряющее цельность, значение, смысл…

Что это? Где я? Кто я? Зачем?..

Я знаю — зачем. Я иду к тебе, сука.

Конец зала — туда. Ты там.

Вперед!

Она снова навалилась на меня, но я ждал ее. Я тянул свои мысли, свою волю вперед — сквозь ее ледяной шторм, рвущий меня на клочки.

Хаос вокруг — я сам снова обретал форму, сливался в привычный мир, с порядком и смыслом. Вытолкнул.

Я вытолкнул тебя, сука! Вытолкнул начисто! Лишь едва‑едва, как далеко эхо, долетали отзвуки ее собственных ощущений. Удивление… Растерянность…