Я отлип от стены и поднялся.
— Сейчас доделаем, — сказал я и пошел к лестнице.
Странно. Всего несколько минут назад я казался себе бессильным стариком, а теперь чувствовал себя так, будто проспал часов двенадцать: свежим, бодрым и. внимательным. Даже обожженная щека не так уж болит. Наверное, потому что освободился от того трусливого шепотка, не оставлявшего меня ни на минуту. В этом все дело.
Шатун нагнулся за дробовиком, разжал кулак кавказца — мертвая рука все еще стискивала пару красных цилиндров. Зарядил их в ружье, передернул затвор.
— Я с тобой.
— Закатай губу, желторотик, — посоветовал Виктор.
Шатун удивленно обернулся к нему.
— Это его сука, — сказал Виктор. — Он ее нашел, ему и убивать.
— Но…
— Потом поймешь, — сказал Гош.
Я едва слышал их — уже спустился по лестнице. Снова перед дверью в подвал, в тени и красноватый свет свечей…
На этот раз я вошел не спеша. Прикрыл дверь за собой. Сейчас мне нужна тишина. Тишина и сосредоточенность.
Холодок в голове был уже не просто густой смолой, отяжелявшей мысли. Теперь этот холодок обретал форму. Из него вылеплялись ледяные щупальца.
Еще не выйдя к алтарю, я увидел ее сквозь колонны.
Она уже не валялась, словно тряпичная кукла. Она стояла на четвереньках возле алтаря и мотала головой, будто собака, вытряхивающая воду из ушей, — только очень медленно. Вдруг вздрогнула всем телом, почти уткнувшись лбом в пол. С шумом втянула воздух, и ее снова скрутило…
Удар не прошел для нее даром. Ее мутило, и мутило тяжело.
Она подняла голову. Очень медленно, но уже не так бесцельно, как мотала головой, не зная, куда деваться от боли и тошноты.
Левый глаз заплыл — вся щека вспухла сине‑багряным, но правый уставился на меня. Ледяные щупальца у меня в голове обрели силу и уверенность.
Я улыбнулся.
Отбить эту атаку было совсем нетрудно. Сейчас ей не то что с чужими мыслями управиться, ей бы свои собрать.
— Уйди, — прохрипела она.
— Когда‑то приходится отвечать. За все, что делаешь.
— Не подходи…
Я медленно шел к ней. Наконец‑то не крался, не бежал, не спешил. Шел так, как удобно мне. Подошвы постукивали по каменному полу, в гулкой тишине подвала звук долго не умирал. Прыгал между каменными колоннами, сводчатым потолком и полом, превращаясь в неразборчивый шорох, словно шум далекого прибоя. Вымывая из меня страх перед этой тварью.
Страх, поселившийся в тот день, когда я крался по этому же подвалу, крался едва ступая, затаив дыхание и боясь лишний раз вдохнуть, с ужасом прислушиваясь к эху своих шагов, похожему на стук когтей за спиной…
Я шел медленно. Пусть это выйдет без меня. Пусть.
Она облизнула губы, оттолкнулась дрожащими руками и поднялась с четверенек на колени. Стиснула пальцами виски. Ее правый глаз внимательно следил за мной.
Холодные щупальца в голове задвигались быстрее.
Но я успевал выталкивать их. Успевал поправлять все, что она изменяла во мне — пыталась… Я подходил к ней, и с каждым шагом щупальца наливались силой, но я держался. Я шел к ней.
Она никак не могла сосредоточиться, скоординировать свою атаку. Выстреливала разными приемами, но ее ударам не хватало силы. Она продавливала мою защиту, но лишь самую малость. Не успевала развить успех. Я реагировал быстрее.
— Не подходи ко мне…
За ее касаниями я чувствовал отголоски ее эмоций. И сейчас там было…
Улыбка растягивала мои губы, и я ничего не мог с этим поделать. Она боялась меня.
Она продолжала атаковать, щупальца раз за разом обвивали меня, пытались зацепиться во мне, стянуться, разорвать мою защиту, но я без труда сбрасывал их. Раз за разом.
И шел все медленнее и медленнее. Я не спешил добивать ее. Сама того не ведая, она давала мне то, чего мне не получить больше нигде.
Сейчас она не пыталась управлять своими слугами, не пыталась взять контроль над кем‑то, кроме меня. Один на один. Она и я. И сейчас у нее было время, чтобы вспомнить все, что она умеет… Я дал ей это время. Я не спешил.
Я хотел, чтобы она показала все, на что способна.
Сложные, хитрые атаки — только слабые, медленные, неточные… Как неуловимые финты мастера‑шпажиста в замедленном показе.
Если бы не сотрясение мозга, я бы ни за что не справился ни с одним из этих приемов. Но сейчас я различал каждое движение ледяных щупальцев, каждого по отдельности и всех вместе, понимал то, что она пыталась делать, и даже успевал сообразить, как с этим бороться… И запоминал. Все, что она делала. Каждую мелочь.