Я шагнул к полочке в постаменте, чтобы вытащить книгу в живом переплете, и в тот же миг совершенно ясно понял, что эхо от моего шага слишком сильно походит на стук когтей по камню.
Скорее почувствовал, чем услышал движение. Мощное, тяжелое. За самой спиной. Ох, не надо было мне сюда лезть… Предчувствие, у меня же было предчувствие! Ну почему же я не поверил самому себе…
Я упал на колени, заваливаясь вбок и пригибая голову, и что‑то большое пролетело надо мной, чиркнув острым по плечу, вспоров твердую кожу плаща. Пролетело едва выше меня — там, где миг назад была моя шея.
Что‑то клацнуло по алтарной плите, потом за алтарем — цок‑цок‑цок по каменному полу…
Я перекатился и вскочил на ноги. Замер, пригнувшись.
Язычки свечей метались как сумасшедшие. Мешанина теней и света по подвалу… Казалось, будто все вокруг ходит ходуном. Ни черта не рассмотреть. То, что вызвало эти вихри в воздухе, затерялось в мечущихся полутенях.
Или спряталось?.. За черные, надежные тени ближайших колонн. А может, и еще ближе…
Хуже всего то, что у меня с собой никакого оружия. Не разгибаясь, я медленно пошел вокруг алтаря. Что за этим трехступенчатым пьедесталом с другой стороны?..
Но и колонны я старался не терять. Бочком. Вполоборота к алтарю, вполоборота к колоннам. Черт его знает, куда упрыгали эти быстрые цок‑цок‑цок…
Я сглотнул. Тело дрожало, как натянутая струна. Обострившиеся чувства ловили каждый треск свечей, каждое поскрипывание кожаного плаща, мягкое касание подошв о каменные плиты — я ступал медленно и очень мягко, Но все равно слышал свои шаги. Звук есть всегда. Даже если пальцем прикоснуться к листу бумаги. Всегда…
Я слышал свои шаги, а еще — на самом пределе — эхо от них.
Чертовски похожее на мягчайшую поступь крадущихся лап. Лап, когти которых не убираются в подушечки между пальцами, потому что слишком большие…
Я различал эти мягкие касания, маскирующиеся под эхо моих шагов. Но что толку? В огромном зале, полном арочных колонн, звук шел отовсюду. Прилетал со всех сторон.
Невозможно понять, где он рождается: в дальнем конце зала или в трех шагах от тебя, за ближайшей колонной.
Я остановился.
Если эта тварь настолько умна, что не набросилась на меня сразу, а кралась, подстраиваясь под мои шаги, пока не подобралась мне за спину, чтобы наверняка ударить мне в шею, в самое уязвимое место…
Если эта тварь настолько умна, что она сделала после того, как свалилась по ту сторону алтаря?
И что она делает сейчас?
И главное, что собирается сделать?..
И что надо сделать мне, чтобы снова стать охотником, а не жертвой? Может быть, оружия у меня и нет, но руки‑то остались. И голова.
Я двинулся дальше вокруг алтаря, теперь не спуская с него глаз. Уже не бочком, развернулся к нему совсем.
Тихо, осторожно… Шаг за шагом…
Уже у изумрудного края пластины. Еще шаг — и увижу все, что по ту сторону высокого пьедестала.
Я сделал этот шаг и в тот же миг упал на колени, одновременно разворачиваясь назад и вскидывая левую руку…
Колени коснулись камня еще раньше, чем я услышал движение. Даже раньше, чем ощутил это движение, его жаркое начало, — почувствовал тем особым предчувствием, что не раз спасало мне жизнь…
Левую руку пронзило болью, меня швырнуло назад. Я рухнул на каменный пол, а что‑то огромное и тяжелое обрушилось на меня. Ударило в грудь, врезало прямо в солнечное сплетение, выбив из меня воздух и заткнув глотку невидимой пробкой. А левая рука — как в тисках. В тисках, унизанных шипами…
Огоньки свечей метались, решив спрыгнуть со столбиков жира. По полу прыгали тени, и все вокруг вздрагивало и качалось.
В этой мешанине — два серебристых глаза. Прямо надо мной. Уставились на меня в упор. Целеустремленно и невозмутимо. Шляпки двадцатисантиметровых гвоздей, приготовленных для распятия… Совсем близко.
Были бы еще ближе, если бы не мое левое запястье, угодившее в пасть. Клыки вжали толстую кожу плаща в руку, давя мышцы, ломая лучевую кость… Рука ниже локтя превратилась в один сплошной комок боли, и все‑таки каким‑то чудом я удержал эту тварь. Не дал ей вгрызться в шею, а именно туда она целилась.
В груди онемело, хотелось глотнуть воздуха, но рот открывался и закрывался впустую, вдохнуть не получалось. Слишком сильно эта тварь врезала мне в солнечное сплетение. И слишком много она весила. Лапы давили мне в грудь, как двухпудовые гири.
Я ударил ее правой рукой, попытался столкнуть с себя, но с таким же успехом я мог бы толкать бетонную стену. В груди жгло, я не мог вдохнуть, а тяжелые лапы выдавливали из груди последний воздух.