Мег ничуть не удивилась, когда через некоторое время «забежала» Барби.
– У меня выпало свободное время – отказался клиент. Может, ты хочешь вымыть голову и сделать укладку?
– Что, у меня так ужасно выглядят волосы?
– Ну что ты, у тебя прекрасные волосы – такие черные, густые, блестящие. Я просто хочу предложить тебе новую укладку. Твоя прическа слишком строгая. Ведь у тебя сегодня свидание…
– Это не свидание, а деловая встреча. А ты откуда знаешь?
«Люди, которым делали косметическую операцию по удалению морщин, не должны краснеть», – подумала Мег, глядя на Барби.
– Просто у меня возникла такая мысль. Если передумаешь, сообщи.
– Спасибо за предложение, Барби.
С неловким видом Барби ушла. Да, у них не очень хорошо получается. Неужели Дэрен тоже ангел-хранитель? Ему не свойственно болтать о делах своих клиентов. Значит, источник информации Барби – его секретарша миссис Бэбкок. Как и большинство старожилов, она наверняка причесывается у Барби.
В промежутках между посетителями Мег занималась своей работой: просматривала бумаги Дэна, пытаясь отыскать следы сокровищ махараджи. В компьютере была записана деятельность магазина лишь за последние 10 лет. В офисе она нашла несколько старых, пыльных инвентарных книг, но самая старая из них помечена 1960 годом. А ей нужно заглянуть еще дальше. Очевидно, Дэн приобрел те сокровища лет сорок тому назад. Скорей всего он не записал, как он их приобрел, но наверняка он зарегистрировал некоторые украшения, которые потом пошли на переделку. Бриллиант «Солнце Цейлона» и изумруд «Элендорф» – самые знаменитые камни, которыми обладал Даниэль Минот. Именно благодаря им он вышел в первые ряды известнейших ювелиров мира.
Мег сделала еще одну попытку: сказала Райли, что ей надо посмотреть что-то в сейфе. Он не задавал вопросов, просто сказал шифр и продолжил свою работу. Посмотрев на стол, она увидела, что он ремонтирует застежку золотой цепочки.
– Вам не следует тратить время на такие пустяки. Нам надо нанять еще людей.
Впервые блеск камней не привлек Мег. Райли спросил:
– Вы что-нибудь ищете?
Она собралась ответить, но словно кто-то зажал ей рот, и она сказала:
– Мешочек с цитринами и топазами.
– Его там нет? Значит, он у Дэна в столе. Дэн любит… любил трогать камни.
Почему она не призналась, что ищет старые регистрационные книги? Потому что она не настолько глупа: у него в столе рисунок ожерелья. Совпадение? Но пока в этом нет уверенности, лучше помолчать.
Зазвенели колокольчики, и она вернулась в магазин. Лицо молодой женщины показалось слегка знакомым, но Мег больше забеспокоилась, увидев маленького мальчика, который пытался освободиться от руки матери. Он был с живыми глазами, симпатичный – тип, которого страшатся все продавцы, ведь он мог сделать невероятный хаос в любом магазине за считанные минуты, так как внимание матери обращено на второго малыша в коляске.
Женщина скромно улыбнулась Мег. Она казалась уставшей и растрепанной, но ее выцветшие розовые шорты и мятая блузка в свое время были модными, а дырку в кроссовке она залепила лейкопластырем. Она была тяжелее, чем нужно, фунтов на двадцать со следами былой красоты на лице.
«Боже мой!» Хорошо, что Мег не сказала это вслух. Она была выбрана королевой красоты на выпускном вечере в их школе и заняла второе место в конкурсе красоты штата. Дебби Дарлен!
– Дебби! Как приятно тебя видеть!
Улыбка посетительницы стала увереннее.
– Я не знала, вспомнишь ли ты меня?
– Конечно, я тебя помню. Какие красивые дети!
Материнская гордость засветилась на лице Дебби:
– Спасибо. Это Томми. Томми, поздоровайся с леди.
Трехлетний карапуз перестал вырываться и оценивающе посмотрел на Мег.
– Я хочу конфетку! – заявил он.
– Томми, нельзя просить. Дэн всегда угощал его леденцами, – извиняющимся тоном проговорила Дебби. – Он любил детей. У него всегда была коробка с леденцами под прилавком.
– Она еще здесь. – Мег нашла коробку и протянула леденец Томми.
– Я хочу красную конфету. А теперь пойдем.
– Мама хочет поговорить с леди, Томми.
– Я хочу уйти. Не хочу видеть плохого дядю.
– О, Томми. Он не плохой, он хороший.
– Я его ненавижу. Он сказал, что стукнет меня. Я сказал папе, а папа сказал…
– Томми!