Энн Бэрбор
Шаг во времени
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Лондон, 14 апреля 1996 г.
– Что с вами, девушка? Вам помочь?
Аманда Маговерн вся напряглась от непрошеной заботы, прозвучавшей в голосепрестарелого господина, и почувствовала, как еле заметная головная боль начала нарастать, пульсируя и превращаясь в тупую муку.
– Нет, благодарю, – сухо ответила она, – со мной все в порядке, – и в пустоте погруженной в полумрак церкви ее голос отозвался эхом, гулко повторявшимся, пока она осторожно опускалась на скамью. – Просто зашла передохнуть.
– Не хочу докучать, – господин успокаивающе выставил ладонь, – но по тому, как вы вошли...
– Всегда так хожу, – перебила его Аманда, – такая уж походка у меня. – Затем, сменив тон, вежливо добавила: – Спасибо за участие. Похоже, непозволительно много прошла сегодня пешком, вот и понадобилось посидеть. До чего же здесь хорошо! – и она обвела взглядом помещение церквушки, где никого не было, кроме нее да старика.
– Действительно, хорошо, – приветливо согласился он. – Я сюда частенько заглядываю.
И тут Аманда ощутила некоторую тревогу: старик вошел в предыдущий ряд скамей, уселся прямо перед нею и снял шляпу, словно располагаясь к длительной беседе. Она ничуть не испугалась, потому что и представить себе не могла более безобидного существа, чем сие убожество в очечках, в старомодной одежде и настолько дряхлое, что, казалось, вот-вот рассыплется, как ветхая штукатурка. Но у нее не было ни малейшего желания выслушивать пространные излияния всяких назойливых незнакомцев, пусть даже немощных, вроде этого.
– Американка, – произнес старик утвердительно и просиял, будто обрадовавшись. – Впервые в Лондоне?
– Да. – И она показательно склонилась над брошюрой, которую прихватила у входа в церковь. Но в нависшей тишине ей стало неловко за свою неучтивость, и спустя буквально несколько секунд добавила: – Я занимаюсь английской литературой и... историей Британии. – Затем, сама себе удивляясь, продолжала: – После Лондона мне бы хотелось побывать в Озерном краю.
Старик кивнул, и выцветшие пряди его волос заколыхались в легком дуновении воздуха, пробежавшем по залу церквушки:
– Разумеется, Вордсворт и Шелли.
Улыбнувшись впервые за время их разговора, Аманда сказала:
– Да... и Китс. Еще надо съездить в Чотон, навестить дом Джейн Остен. Здесь, в Лондоне, я уже побывала в домах доктора Джонсона и Диккенса и в заново реконструированном театре «Глобус», – а про себя с неприязнью подумала: «Боже мой, растрепалась, как заезжий болтун на поминках».
– Это за один-то день? – спросил явно пораженный старик.
Кивнув, она сообщила:
– У меня на Лондон всего неделя, потом – поездка по стране, так что сейчас надо использовать каждую минуту, – и вдруг осознала, что, вопреки обыкновению, ей начинает нравиться мимолетное знакомство с этим милым пережитком минувшего.
– Но как вы оказались в фешенебельном районе Мейфэр?
Расхохотавшись так громко, что чуть сама не оглохла, Аманда созналась:
– Ох, да! Ехала в автобусе, заметила табличку с названием улицы «Бонд-стрит» и не смогла удержаться, чтобы не поглазеть на витрины шикарных магазинов и картинных галерей. – И, вконец смущенная своей словоохотливостью, прибавила: – А потом решила, что должна увидеть и роскошную площадь Баркли-сквер. Ведь приятно очутиться среди такого скопления существующих и поныне старых георгианских зданий, а у меня к эпохе королей Георгов и Регентства особенный интерес.
– Понятно, – проговорил старик, сверкнув стеклами очков в меркнущем свете уходящего дня, – он-то и довел вас до окончательного изнеможения.
Опять насупившись, Аманда раздраженно выпалила:
– Я привыкла ходить пешком! Просто заблудилась и решила отдохнуть, собраться с силами!
В наступившем молчании она сжалась от стыда за свою резкость и вымученно призналась:
– Наверное, слегка переусердствовала... Понимаете, – начала она, ощущая какую-то странную потребность поверить свои невзгоды этому непритязательному человечку, – в детстве попала в автомобильную катастрофу и была тяжело ранена. Теперь-то я в полном порядке, ну, не совсем в полном, – и она привычно провела пальцами по изуродованным мышцам ног, – но передвигаюсь я почти нормально.
– Значит, вы очень страдали, – прошептал старик.
– Да, страдала, – спокойно сказала она, – но выжила и держусь.
– Да... И добились немалого, – и старик задиристо выгнул дугою бровь.
Аманда вздрогнула. «Странные вещи говорит! – подумала она. – Не может же он знать, что я доктор наук, и про все, что с этим связано, – и очень внимательно посмотрела на старика. – Прямо персонаж из Диккенса: старомодно высокий ворот сорочки на несколько размеров больше тощей шеи; строгий черный костюм давно порыжел; глаза будто нездешним светом мерцают за круглыми стеклами в проволочной оправе, что сползла на самый кончик остренького носика, еле выступающего из пары тугих румяных щечек». Она снова вздрогнула, осознав, что он продолжает говорить, и вернулась к действительности.
– ...и пустились в путь одна?
– Да, – легкомысленно ответила она. – Предпочитаю разъезжать в одиночестве. Сначала подумывала купить тур, но уж больно мне не по душе все эти гиды. Сама я гораздо активней передвигаюсь и постигаю все быстрей.
– Неужели из-за ваших разъездов в одиночку никто не волнуется – ни ваша семья, ни ваши друзья?
От этого вопроса у Аманды непривычно тоскливо засосало под ложечкой.
– Друзья уважают мое стремление к самостоятельности. – Затем, выдержав довольно долгую паузу, проговорила: – На самом-то деле близких друзей у меня не густо, а с родными я не поддерживаю тесных отношений уже многие годы: они не понимают моих личных проблем, – и внутренне ужаснулась своим словам, сообразив, что такое не следует говорить совершенно чужому человеку. – Меня это вполне устраивает, – поспешно добавила она. – Лишние обузы мне ни к чему, забот у меня предостаточно, – и сокрушенно махнула на свои ноги.
– Обузы? – переспросил старик и взглянул на нее с неприкрытым сожалением. – Вы никогда никого не пускали к себе в душу?
Аманда с трудом проглотила комок, застрявший в горле и прошептала:
– Нет. Только... нет, ничего, – и она плотно сжала губы. Этому странному старцу она почему-то поведала о себе то, что никому никогда с тех пор, как стала взрослой, не говорила, но даже теперь она ни за что не станет рассказывать о Дереке.
Старик издал такой глубокий вздох, что это показалось ей невероятным для столь тщедушного тела. Он взял шляпу.
– Я с вами, милая, с удовольствием посидел бы подольше, но, к сожалению, мне надо идти, – сказал он, поднимаясь, и стало слышно, как захрустели его суставы.
Продолжая удивлять себя, Аманда открыла было рот, чтобы возразить, но сдержалась и, состроив приветливую улыбку, прошептала:
– Понятно. Приятно было побеседовать с вами.
Сделав шаг в проходе меж скамьями, старик обернулся и подрагивающей рукой провел по ее щеке, чуть выше горькой складки у губ. Впечатление было такое, будто ее лица коснулась паутинка. Он коротко кивнул, затем, взяв за руку, пристально посмотрел ей прямо в глаза, и Аманда ощутила странное умиротворяющее тепло, исходящее из его тонких пальцев.
– Так-так... Сдается, вы – то, что надо, – загадочно проговорил он. Отклонившись, принялся изучать ее взглядом, и, пока разглядывал, голова его подергивалась на слабой шее. – Вам предстоит долгое путешествие. Желаю удачи, – закончил он лаконично, повернулся и исчез во мраке.
«Что надо» – для чего? – озадаченно подумала Аманда в непроницаемой тишине церкви, сковавшей ее словно плотным покровом. Ее охватила какая-то подавленность, и она почувствовала новый приступ головной боли, о которой совсем забыла – словно ее и не было во время разговора со стариком. – А приступы случаются все чаще, – удрученно отметила она. – По возвращении домой надо проверить зрение. Хворей да болей мне и так хватает».