Сколь бы рискованной ни была ставка на перемирие, она остается единственно возможной, и отказы юнионистов скоро будут восприниматься (о чем предупреждал Тони Блэр) как непростительный саботаж. Уже сейчас Джерри Адамс словно бы волочит брыкающуюся и визжащую ИРА к завершению войны, тогда как Тримбл заставляет нас задаваться вопросом: не считает ли он предложенный мир миражом или же просто цена на мир слишком высока? Если и сейчас он станет упираться, подобный вывод будет неизбежен. Когда, как не устает повторять Блэр, речь идет о таком огромном достижении, подобная непреклонность кажется большей глупостью, чем чрезмерная «покладистость».
Дэвид Тримбл прав, когда настаивает, что все должно быть без обмана, что разоружение должно быть своевременным и реальным, совершающимся не на словах. Однако, если упрямство юнионистов пустит поезд перемирия под откос, эта партия навсегда останется в истории с клеймом «упрямых дураков», которые испугались риска и отказались вступить на путь к надежде. И Дэвида Тримбла тогда будут помнить как Нетаньяху Северной Ирландии, а не ее Шамира или Рабина.
Косово
Август 1999 года.
После массового убийства близ деревни Грачко[218] британский премьер-министр Тони Блэр взывал к косовским албанцам, убеждая их забыть о вражде. «Мы участвовали в этом конфликте, — сказал Блэр в пропитую пятницу в столице края Приштине, — ибо верим в справедливость, ибо верим, что это неправильно, когда этнические чистки и расовый геноцид имеют место в Европе в конце двадцатого столетия, но мы участвовали в нем не для того, чтобы репрессиям подверглось другое этническое меньшинство [косовские сербы]». Это добросердечные, возвышенные, пристойные слова, слова человека, который верит, что сражался и победил в справедливой войне, и для которого «справедливость» включает в себя идею примирения. Однако эти же слова выдают недостаток воображения. Творившееся с албанцами в Косово было зверством, чье темное воздействие на душу не утишат никакие увещевания людей вроде мистера Блэра. Может статься, что случившееся с ними никак не простить.
Трагично то, что это не первый раз, когда воображение дает сбой. В первые дни конфликта многие косовские албанцы тоже не могли представить себе масштабы ужаса, который надвигается на них. Во многих деревнях мужчины решили спасаться бегством, уверенные, что армия Милошевича собирается их истребить. Они спрятались в лесах, в горах, подальше от смертоносной хватки армии. Однако они допустили просчет — оставили дома семьи, не в силах поверить, что их женам, детям и престарелым родителям угрожает опасность со стороны наступающих солдат. Они не представляли себе, на какую жестокость способен человек.
Теперь давайте вообразим себе ужасное возвращение беглецов по завершении конфликта. Возбужденные, в радостном предвкушении, они подходят к своей деревне. Но еще прежде, чем войти, понимают, что случилось невообразимое. Поля усеяны окровавленными лохмотьями и отсеченными конечностями. Стервятники важно расхаживают и хлопают крыльями. Смрад. Мужчины этой деревни вынуждены взглянуть в лицо правде, которая примешивает к великому горю жгучий стыд и унижение. Они живы, потому что сбежали, но те, кого они любили, кого оставили дома, уничтожены вместо них. Тела, которые они теперь везут на телегах к месту погребения, словно бы выкрикивают сквозь саваны слова обвинения. Сын мой, я был немощен в своем преклонном возрасте, а тебя не было здесь, чтобы меня спасти. Муж мой, ты допустил, чтобы меня изнасиловали и убили. Отец мой, ты обрек меня на смерть.
Те, кто уцелел, рассказывают вернувшимся беглецам историю кровавой резни. Они рассказывают, как некоторые сербы из деревенских надели форму сербской армии и, пользуясь своим знанием местности, помогали убийцам выгонять напуганных до смерти албанцев из их укрытий. Нет, говорили они, этот дом можете не обыскивать, в нем нет подвала. Зато в этом доме вход в подвал под половиком, они будут прятаться там.
218
Речь идет об убийстве 23 июля 1999 г. 14 сербских крестьян, убиравших урожай. Их расстреляли из автоматов.