В финале пьесы Брехта актер, только что игравший Артуро Уи, выходит вперед и уже от своего имени обращается к публике, призывая отказаться от самоуспокоения. Уи — то есть Гитлер, — может, и мертв, напоминает он нам, но «у той суки, которая его родила, снова течка». Европейский союз должен быстро навести порядок у себя в доме, если он не хочет, чтобы история снова напомнила ему об этой необходимости, явив миру очередную инкарнацию подлого, беспородного пса.
Амаду Диалло
Март 2000 года.
Амаду Диалло, черный иммигрант из Гвинеи, был застрелен в Бронксе четырьмя нью-йоркскими полицейскими, выпустившими из табельного оружия не менее сорока одной пули, — и все четверо убийц оправданы по всем пунктам обвинения по приговору суда, ошеломившего жителей Нью-Йорка и разделившего их на два лагеря.
Английский — едва ли не самый эластичный из всех языков, и значение слова «ошибка» в английском весьма широко — от «маленькой невинной оплошности» до «непростительного катастрофического проступка». Состоявшееся на этой неделе в Олбани, штат Нью-Йорк, судебное разбирательство по делу Амаду Диалло растянуло смысл этого слова еще больше.
Суд постановил, что смерть Диалло стала результатом трагической ошибки или же — если быть совсем точными — сорока одной трагической ошибки, совершенной со смертоносной скоростью четырьмя офицерами криминальной полиции, двое из которых — Кэрролл и Макмеллон — полностью разрядили свои шестнадцатизарядные (нет, пусть будет «шестнадцатиошибочные») обоймы в Диалло. А через несколько секунд их коллеги, Босс и Мерфи, добавили еще пять и четыре трагические ошибки каждый.
Ошибки их стали следствием бытующих предрассудков. Полицейские увидели чернокожего человека на пороге его собственного дома и, исходя из предрассудков, ошиблись, приняв его за преступника. К тому же они усмотрели в нем сходство с насильником, чье фото видели в служебной ориентировке, однако, увы, ошиблись. Им показалось, он тянется за пистолетом, когда на самом деле он вынимал свой бумажник, — гм, ужасная ошибка. Они заявили, что видели «дульное пламя» и вроде бы как вылетела пуля. (Хотя бумажники крайне редко изрыгают дульное пламя.) Затем полицейский Макмеллон упал, потому что оступился, а его товарищи ошибочно подумали, будто он ранен чем-то выпущенным предположительно из смертоносного бумажника Диалло, и в ответ открыли стрельбу на поражение. А стреляли они в него и стреляли, потому что — странное дело! — решили, поскольку упал Диалло не сразу, будто на нем пуленепробиваемый жилет. На нем не было жилета. В него палили с такой скоростью, что почти наверняка его удерживала на ногах энергия пуль. В его мертвом теле оказалось девятнадцать входных отверстий и шестнадцать выходных.
Обнаружив свою ошибку — «где же у него этот чертов пистолет?» — полицейские умоляли Амаду Диалло не умирать. Позже, на суде, они плакали. Однако они искренне полагают, что поплакали и пострадали достаточно. Они, если верить газетным репортажам, хотят «успокоиться» и вернуться к нормальной жизни. Через своих адвокатов они выразили неудовольствие предположением, что им следует подать в отставку. Они намекнули, однако, что из-за шквала критики, возможно, не захотят оставаться полицейскими. Поразительно, но создается впечатление, что они посчитали пострадавшей стороной себя. (Слезы, пролитые в зале суда, начинают казаться крокодиловыми больше, чем казались тогда.)
Их старшие товарищи, столкнувшись с гневными обвинениями в расизме, заявляют, что полиция Нью-Йорка «обескуражена» потоком критики. Есть от чего. Убийство Диалло продемонстрировало, что подкрепленное автоматическим оружием самомнение полицейских — усиленное правом задерживать и обыскивать, которое предоставил полиции мэр Джулиани, и сознанием власти над жизнью и смертью, которое дает повсеместное присутствие в Америке огнестрельного оружия, — настолько велико, что представители американских меньшинств теперь серьезно опасаются за свою жизнь. Проще говоря, если тебе выпало родиться черным и полицейский споткнется в тот момент, когда ты вытаскиваешь из кармана бумажник, его товарищи могут пристрелить тебя на месте.
Однако, к сожалению, полиция Нью-Йорка обескуражена вовсе не поэтому. Критика — вот, что ее огорчает, а вовсе не собственные ошибки. Потому что ошибаются все, не так ли? Так. Но обвинения в расизме? Господи, это же обидно!
Один или два человека потребовали, чтобы виновные были уволены из рядов полиции Нью-Йорка, однако на тот момент, когда пишутся эти строки, идея о том, что полицейские должны нести ответственность за свои ошибки, еще не прижилась. Мэр Джулиани, стараниями которого непомерно раздут штат уличной уголовной полиции, защищает полицейских — чего и следовало ожидать. Его политический соперник Хилари Клинтон ограничилась обычными для нее успокоительными заявлениями, «и нашим и вашим». Тогда как мать покойного, Кадиату Диалло, чьи слова могли бы возыметь какое-то действие, слишком поглощена своим горем и не желает произносить того, что может быть истолковано как призыв к мести.