Третье, самое ужасное из возможных преступлений, по мнению Набокова, совершают переводчики, стремящиеся улучшить оригинал, «гнусно приукрашивая его, подлаживаясь к вкусам и предрассудкам читателей». Больше всего индусы не любят экзотизации Индии, этого «гнусного приукрашивания». Сейчас поддельный глянец уходит в прошлое, и образ Индии со слонами, тиграми, павлинами, изумрудами и танцующими девушками уже почти похоронен. Выросло поколение одаренных индийских англоязычных писателей, каждый из которых предлагает собственную версию индийской реальности, и эти версии, собранные воедино, постепенно превращаются во что-то, что можно назвать правдой.
Сны порождают обязательства[296]. То, как мы видим этот мир, влияет на мир, который мы видим. По мере того как меняются наши представления о женской красоте, мы начинаем считать красивыми женщин с внешностью другого типа. По мере того как меняются наши представления о здоровом образе жизни, мы по-другому начинаем смотреть на то, что едим. Наши мечты о будущем для нас самих и наших детей влияют на наши ежедневные суждения о работе, о людях, о мире, благодаря которому наши мечты воплощаются или рушатся. Повседневная жизнь в реальном мире в равной мере является воображаемой. Порождения нашего ума выползают из наших голов, пересекают границу между сном и реальностью, между словом и действием и становятся реальными.
Чудовища, порожденные нашим сознанием, ведут себя точно так же. Удар по Всемирному торговому центру изначально был чудовищным порождением чьего-то воображения, призванным воздействовать на воображение каждого из нас, изменить наши представления о будущем. Это был акт иконоборчества, в котором определяющие иконы современности — самолеты, благодаря которым наш мир стал будто бы меньше, и устремленные вверх светские храмы — небоскребы — столкнулись, сообщая нам, что сам современный мир — враг, который должен быть уничтожен. Для нас это может показаться невообразимым, но для тех, кто совершил это преступление, жизни многих тысяч невинных людей имели второстепенное значение. Убийство не было целью. Целью было создание концепции. Террористы 11 сентября и те, кто планировал события того дня, вели себя как извращенные, но вместе с тем талантливые в своем преступлении мастера перформанса: с отвратительным новаторством и шокирующим успехом они использовали примитивные приемы для поражения самого сердца мира высоких технологий. Сны порождают также и безответственность.
Я пытаюсь говорить о литературе и абстрактных идеях, но эта катастрофа не выходит у меня из головы. Как и все писатели мира, я пытаюсь понять, как писать дальше после 11 сентября 2001 года: этот день стал чем-то вроде демаркационной линии. Не только потому, что та атака была захватом, но и потому, что в тот день мы все перешли границу — невидимую границу между вообразимым и невообразимым, и именно невообразимое оказалось реальным. Находясь по ту сторону этой границы, мы сталкиваемся с моральной проблемой: как должно цивилизованное общество, в котором, как и во всякой цивилизации, есть свои ограничения, то, что мы никогда не совершим и не позволим совершить от нашего имени, потому что считаем неприемлемым, выходящим за рамки, как должно оно реагировать на нападение людей, для которых никаких ограничений не существует, людей, которые могут сделать буквально что угодно — запустить взрывное устройство и лишиться ног при взрыве или наклонить крылья самолета перед самым столкновением с башней, чтобы разрушить больше этажей?
Неудивительно, что в последние месяцы мы часто произносим слово «зло»; возможно, даже слишком часто. Террористы стали «злодеями», их лидер — дьяволом: оказывается, уже существует такое необычное явление, как «ось зла», против которой президент Соединенных Штатов угрожает начать войну. Слово «зло» удивительно противоречиво: оно слишком загружено абсолютным значением, чтобы использовать его для описания сумбурного и относительно реального мира, слишком обесценено в результате чрезмерного употребления, чтобы означать то, что должно. Вот как это описано на сатирическом интернет-сайте SatlreWire.com: