– Но я не прошу тебя прощать всех!
– Да, ты просишь пощадить того самого лорда, который ослушался моего указа наигрубейшим образом. Я не могу. Говорил тебе это не единожды; озвучивал вчера, сегодня и повторю еще раз – я не могу спустить ничего этому молодому лорду. Не могу, Тордж. И не хочу.
Рыцарь был готов зареветь как раненый буйвол, он рассчитывал, что за ночь регент успеет немного поразмыслить и примет верное решение, но куда там? И когда Клейс успел обзавестись столь жестким панцирем и превратиться в черствого сухаря, не сочувствующего молодым оступившимся лордам? Совсем юнцам, только отлипнувшим от материнской юбки! Неужели, пока рыцаря из Серого Ордена не было в городе, успело произойти нечто из ряда вон, что сломило сильного, несклоняемого и достойного уважения лорда Фореста? А быть может, он всегда был таким, но только теперь рыцарь сумел разглядеть изъяны?
Его Высочество настаивал, что издал указ и донес его до сведения северного лорда раньше, чем тот отправился на войну и предупредил о возможных последствиях. Не только Робсона Холдбиста, но и других, чтобы более никто из них и не подумал впутываться в конфликт. Тордж в те дни искренне поддерживал друга, более того, он присутствовал, когда писали первый вариант, помогал вносить правки, и именно на его плечи легла обязанность отобрать гонцов. Лучших, тех, кто сумеет быстро развезти послание лордам всех Великих Династий и Ветвей, чтобы те, в свою очередь, озаботились оповещением Малых Ветвей.
Тогда рыцарь полностью поддерживал жесткие меры и надеялся, что не найдется дураков, которые посмеют пойти против слова регента. А если и найдутся, то пожалеют об этом.
Кроме того, рыцарь согласился и с тем, что для нынешних участников конфликта также необходимо будет привести в исполнение хоть какие-то наказания. Эта жестокость нужна, чтобы в будущем лорды понимали, что решать недовольства подобным образом совершенно недопустимо. Регент лишь пытался донести не только до виноватых, но и до остальных, что для урегулирования проблем стоит обращаться к сидящему в Санфелле на троне королю, его советникам, наместникам, наставникам и прочим мудрецам, непредвзятым и заинтересованным в процветании Ферстленда людям, желающим всенепременно помочь разобраться в ситуации, а не рубить сгоряча. Да, в те дни Тордж поддерживал друга, но не теперь.
В глубине души сир осознавал, что зря грубит Клейсу. Понимал и то, что его подозрения об испортившемся характере регента появились лишь из-за нежелания друга соглашаться с рыцарем. С первой встречи с молодым наследником северного трона, который напоминал рыцарю его самого в беззаботные годы, даже больше, чем средний и самый любимый из сыновей, проживающий в Синем городе – несмотря на сложности в виде обета, отношение с некоторыми отпрысками у Торджа сложились прекрасные, – и до того момента, как лорда Холдбиста взяли под стражу в Санфелле, чтобы отвести в причитающиеся ему тюремные покои, рыцарь успел прикипеть к юнцу. Робсон осознал совершенную ошибку только спустя несколько дней разговоров во время путешествия до Санфелла и продолжал выглядеть потерянным весь поход. Он беспокоился о том, что может случиться с матерью, женой и его отпрыском, если король и советник Старская сочтут Робсона виновным, но долго не спрашивал о собственной судьбе.
Юный лорд-правитель поверил обещаниям рыцаря, что женщин и детей лорда, тем более тех, которые еще не способны разговаривать и ходить, никто и ни в чем не станет обвинять, и успокоился.
Лишь много позже прохождения середины пути, уже недалеко от земель Лоудбеллов, которые радушно согласились принять в Ворнингбелле знать и накормить войско, после разговоров с Глейгримом и Флеймом, Робсон вдруг совсем поник. Юноша явился к рыцарю, стоило только солнцу взойти:
– Это правда? То, что поведали мне милорды? Казнь не ждет их, хоть они и воевали, а меня Его Высочество хочет видеть в столице лишь затем, чтобы отдать для наказания в руки палачей?
Тордж не знал, как ответить так, чтобы не давать лишней и беспочвенной надежды, но и подтверждать верные слова правителей Династий он не желал.
– Вы молчите потому, что это правда? Я понимал, что меня ждет наказание. Я готов был примириться с ним, ведь и в самом деле виноват, но казнь… Я не желал ничего дурного – лишь защитить своего родича! Ради матушки. Мне нет дела до войны и земель, я вовсе не мечтал ни о какой награде. Ничего мне не нужно было, кроме справедливости, кроме помощи семье. Смерть – это слишком жестоко для… Для всего. Я совсем не хочу умирать, я не успел ничего… А моя матушка? Она сойдет с ума от горя. – Холдбист не переживал за себя, а горевал о женщинах семейства, и от того Торджу сделалось еще более не по себе. – Сестренка будет плакать. Она потеряет уже третьего брата. А моя жена? Она станет вдовой в столь юном возрасте, с одним-единственным ребенком… Она не сумеет более насладиться обществом мужа. Никакого мужа! Это несправедливо.