— Как деды сказали, так уж и надо исполнять, — заметил Семен Ларионыч, подходя к Светлому, и трижды поцеловал ею, утерев предварительно ладонью губы и бороду.
— Что, Саша? весело тебе у старосты? — спросила Жилинская, когда Александр Васильич выпил и закусил.
— Еще бы! — ответил он, улыбаясь, — уж, разумеется, здесь в сотню раз веселее, чем на каком-нибудь городском бале с большими претензиями и еще с большей скукой. Хочешь вместе русскую, Кристи? Пойдем!
Светлов обнял Христину Казимировну за талию, и они шаловливо убежали.
— Да, деды, уж если вы решились постоять за это дело, так надо постоять за него покрепче, да и поосторожнее, — говорил Жилинский, продолжая с стариками прежний разговор, прерванный на минуту приходом Светлова.
— Как, батюшка, не постоять! Коли пытать удачу, так уж, вестимо, не сдуру, — согласился с ним один.
— Наши робяты ни почему не попятятся, — заметил другой.
— Чего им пятиться! не таковский народец. Уж это… как мы сказали, так и будет; не докуда ему, слышь, кровь нашу пить… — подтвердил третий.
— А все бы пообождать не мешало… — сказал, будто нехотя, Варгунин.
— Уйдет, собака! не семи пяден во лбу, — лихо перебил его староста и стал угощать «дедов» вином.
Вечорка между тем шла в полном разгаре. То и дело прибывала молодежь, почему-либо замешкавшаяся дома; цветник пополнился новыми красавицами. Скрипки выназывали теперь беспримерное усердие, заливаясь на всевозможные тоны: для избалованного городского слуха они показались бы едва выносимыми, но деревенскому уху эти звуки были любезны: в них слышалась по временам та бесшабашная, полная глубокого отчаяния, русская удаль, которая, быть может, одна только и отводит душу всякими неправдами измученному народу. Светлов, несмотря на неизмеримое расстояние, отделявшее его, как образованного человека, от «темного» общества старосты Семена, чувствовал себя здесь будто в родном кружке. В самое короткое время Александр Васильич успел со всеми перезнакомиться, напропалую балагурил с прекрасным полом, толковал и перебрасывался шутками с парнями. В свою очередь, и это общество, как ни темно оно было, сумело, однако ж, сквозь изящную оболочку нового гостя, разглядеть в нем «не барина»: парни бесцеремонно приставали к нему, молодицы и девушки то и дело тащили его плясать. Христина Казимировна, как видно, тоже умела водиться с народом: она без разбора танцевала со всеми.
— Золотая это у нас барошня! — заметила про нее Светлову Парасковья Петровна, когда он остановился возле последней, любуясь танцующей Жилинской.
— Да, славная девушка, — сказал Александр Васильич и стал искать глазами, куда бы сесть.
— Да вот садись тут, ко мне на колени — сдержу небось, — с наивной простотой пригласила его молодица. — Я ведь нарочно стягом-то давече постращала: тебя не тронут, — прибавила она, смеясь.
Светлов бесцеремонно уселся к ней на колени: ему не хотелось портить деревенской вечорки пустым жеманством.
— А что же ты на войну-то завтра пойдешь? — спросил он, улыбаясь.
— Пойдет муж, так и я пойду: с мужем-то ведь все ешь пополам — с ним, значит, и кашу хлебать доводится; у нас уж такое заведенье, — весело ответила молодица.
— Ты лихая, видно?
— Есть тот грех маленечко…
Парасковья Петровна засмеялась здоровым, грудным смехом.
— У нас в фабрике ничего без баб не делается, — пояснила она.
— Хороший обычай, — похвалил Светлов, — не мешало бы и городам поучиться у вас, как жить.
— Ну их! города — городами, а деревня — деревней, я так смекаю; спасибо, Хрестина Каземировна научила.
— А ты часто с ней видишься?
— Часто; она ведь не городская барошня — не гордая: пойдет гулять, так хошь на минуточку, да забежит ко всем. Как живешь? да как детки? да не надо ли чего? — про все спросит. Золотая, золотая она у нас! — с чувством повторила молодица.
— У тебя где же муж-то, Парасковья Петровна? — спросил Александр Васильич, объясняя его отсутствием развязность своей собеседницы.
— Как «де»? Да ты уж с ним сколько раз калякал севодни. Вон он стоит, в синем-то кушаке, — указала молодица. — Подь-ко сюды, Петрован! — громко позвала она мужа.
Петрован — красивый, плотный фабричный, с открытым лицом — неторопливо пробрался к ним, осторожно обходя пляшущие пары.
— Небось мягко те тут сидеть? — шутливо обратился он к Светлову.
— Мягко, — улыбнулся Александр Васильич.
— Зубами-то вот она у меня только костиста горазно, а так из себя — ничего баба, в мясу… — сострил Петрован.