— Распорядитесь, пожалуйста, пригласить ко мне сейчас же доктора Любимова… где бы его ни нашли: формы не требуется, — отдал ему приказание начальник, когда тот подскочил к его экипажу. — И в Петербурге и здесь… знаменательные признаки, не правда ли? — обратился старик к жандармскому полковнику, выходя из коляски у своего подъезда.
— Н-да… — процедил сквозь густые усы полковник.
Представитель местной власти прошел с ним прямо в кабинет, куда через несколько минут приглашен был и Оржеховский, трусливо ожидавший в приемном покое дальнейших распоряжений. Директору пришлось снова повторить теперь, уже подробно и обстоятельно, фабричную историю. Он, однако ж, и на этот раз ни слова не сказал о розгах: ему легче было провалиться сквозь землю, быть сто раз под судом — словом, встать в какое угодно положение, лишь бы не признаваться самому самолично в подобном позоре. Тем не менее, Оржеховский не устыдился и тут сподличать: сообщив о виденных им в фабричной толпе Жилинском и Варгунине, он указал еще и на третье, неизвестное ему лицо, хотя и сознавал очень хорошо, что, может быть, именно этому третьему лицу был обязан жизнью; мало того, директор прибавил даже, что оно действовало особенно энергично, но в каком смысле — не разъяснил ни полсловом.
— Я назначу самое строгое следствие по этому делу, — сказал генерал, выслушав его терпеливо до конца, — но прошу не прогневаться, если оно раскроет нечто такое, о чем вы не находите нужным сообщать нам… Я не понимаю, не могу представить себе, — продолжал он с жаром и отделяя каждое слово, — чтоб целое село ни с того, ни с сего заварило подобную катавасию… Воровали вы там, что ли? Говорите! — вышел из себя старик.
— Но… ваше превосходительство… позвольте вам доложить, что я… что я… сам ношу… чин… полк… — вспыхнул Оржеховский.
— Пожалуйста, не будем считаться чинами, — резко остановил его генерал. — А! вы не хотите быть откровенным со мною… Хорошо-с. Я мог бы замять это дело, я мог бы дать вам возможность выпутаться из него сколько-нибудь прилично, без скандала для моего управления; но теперь… — Он развел руки и пожал плечами, — извините!
Директор в эту минуту был бледен не меньше, чем тогда, когда его тащили к проруби. Он знал, в какой сильной степени преследует глава Ушаковска всякое казнокрадство, и все-таки раздумывал, кажется: уж не ляпнуть ли ему лучше всю правду?
— Вы поедете сейчас с господином полковником в фабрику, чтоб сдать ее, кому я назначу, и потом немедленно вернетесь сюда, — холодно обратился к нему генерал. — Приготовьтесь. Я не имею больше надобности в вас.
— Но… ваше пре… — начал было нерешительно директор, делая шаг вперед.
— Мы уже сказали друг другу все, что было нужно, — еще холоднее прервал его старик. — Я вас не удерживаю.
Оржеховский поклонился и вышел, заметно ошеломленный последним тоном начальника.
— Позвольте мне надеяться, полковник, что вы не придаете особенного значения россказням этого, очевидно, растерявшегося господина? — почти дружески обратился генерал к жандармскому офицеру. — Вы знаете, как я смотрю на подобные столкновения: ведь здесь, очевидно, главную роль играет невежество, непонимание… наконец, что хотите, но отнюдь же не… не упорная злонамеренность. Да! я надеюсь, что мы не разойдемся в этом случае…
Полковник поклонился.
— Ваше превосходительство, можете быть уверены, что я не допущу дела ни до каких крутых мер, — сказал он, вставая.
— Ну да, ну да… — подтвердил старик, — я в этом уверен!
Генерал сделал несколько распоряжений, торопливо подписал какие-то бумаги, вручил одну из них полковнику и, дружелюбно прощаясь с ним, раза два еще повторил:
— Я вполне уверен!
Затем, оставшись один, он молча встал от письменного стола и с полчаса по крайней мере ходил вдоль кабинета широкими шагами, причесывая, от времени до времени, правой рукой свои сильно поседевшие волосы.
— Господин доктор Любимов и господин полицеймейстер! — доложил ему вошедший адъютант.
— Просите сюда доктора, — встрепенувшись, распорядился генерал. — Только доктора! — повторил он вразумительно…
Через минуту Евгений Петрович стоял уже перед ним в обыкновенном военно-докторском вицмундире. Любимов был чуть-чуть навеселе: полицеймейстер нашел доктора за бильярдом и шампанским в какой-то гостинице.