Выбрать главу

«Что это за странная личность такая? — думалось его превосходительству, — совершенно ли это невинный человек, или упорный, закаленный преследователь своих, ему одному известных, целей? — и генерал снова, еще шире, шагал вдоль кабинета. — Таких людей, во всяком случае, надо постоянно иметь в виду…» — решил он, наконец, отходя ко сну.

Александра Васильича тревожили дорогой совсем иные размышления.

«Пальца в рот я тебе не положу, — не беспокойся!» — прежде всего думалось ему о генерале.

На своем, хотя и молодом еще, веку Светлов уже много видал хороших людей, много уже слыхивал прекрасных, симпатичных разговоров, но надеялся он только на самого себя, верил только в прочность своих убеждений…

Представитель местной власти твердо сдержал свое слово: не дальше, как через день после этой ночной беседы, его изящная зимняя коляска остановилась у светловских ворот, произведя необычайную, но совершенно напрасную суматоху во всем доме. Генерал только скромно осведомился у вышедшей к нему навстречу горничной Маши, где живет «приехавший из Петербурга молодой человек, Светлов» — и, по ее указанию, прямо прошел во флигель. Ирина Васильевна, однако ж, не утерпела: она быстро накинула на себя что было у нее понаряднее и торопливо отправилась туда же.

— Позвольте мне представить вас, генерал, моей матери, — с неподражаемой простотой обратился Светлов к своему сановному гостю, когда старушка вошла в кабинет сына, чрезвычайно смущенная близостью присутствия такой, по ее мнению, «всемогущей власти», хотя в остальное время она и верила глубоко, что всемогущ только один бог.

Генерал вежливо встал и рассыпался перед ней в любезностях.

— У меня тоже есть сын, сударыня, но я все-таки завидую вам, — сказал он ей между прочим.

Старушка была очарована.

«Вот все говорят, что он на чиновников ногами топает да вон их выгоняет, что как к нему представляться идти, так дрожат, — а поди-ка ты какой, батюшка, ласковый!» — в наивном восхищении думала она, сидя на диване возле генерала.

Его превосходительство просидел у Светлова с четверть часа, зашел на минуту в школу, где остался очень доволен преподаванием Лизаветы Михайловны, и уехал, оставив в памяти Ирины Васильевны неизгладимое воспоминание о своем визите.

Но, с другой стороны, несмотря на весь свой восторг, старушка в тот же день за обедом не преминула напуститься сперва на мужа, а потом на старшего сына.

— Уж и ты хорош, отец! — обратилась она к Василью Андреичу, — чем бы, батюшка, во флигель к Саньке пойти да представиться генералу, а он сидит себе дома да только трубочку свою покуривает! Уж такой ты, отец, и есть Запечин Иваныч… Шути-ка ты! — может, и тебе бы опять место вышло. Я бы на твоем месте, батюшка, пришла да и сказала…

— «Я бы», «я бы»! — с сердцем передразнил старик жену, прервав таким образом обильный поток ее упреков, — много ты взяла с твоим «я бы»! Уж я говорю, что… Х-хе! — махнул он только рукой; не докончив начатой фразы.

— Да уж и ты, Санька… отличился, батюшка, нечего сказать! — круто перешла Ирина Васильевна к сыну, — чем бы меня подвести к генералу, а ты его представлять выдумал… Уж чему вас, право, там учили, так я и не знаю!

Тем не менее день генеральского посещения получил значение эпохи в глазах стариков Светловых: отныне их домашнее днеисчисление вертелось обыкновенно на до и после того, «как был генерал». Полнейший триумф Ирины Васильевны продолжался по крайней мере дня три, пока она не успела обстоятельно сообщить всем своим родственникам, до единого, о таком «чуде да и только». Но главное значение этого события заключалось в том, что Александр Васильич чуть не на целую голову вырос теперь в ее и отцовском мнении.

— Поди-ка ты, Санька-то наш как отличается!.. — восторженно и в сотый раз твердила на другой день старушка всякому, кто желал ее слушать, — с генералами знакомство водит! Я это сижу вчера утром под окном, смотрю… да еше, грешная, и говорю папе: «Что бы Саньке к генералу сходить? Сейчас бы ему важную должность дал…» И в помышлении-то у меня этого не было, чтоб сам генерал к нам прикатил… Только вдруг слышу, будто к нашим воротам кто подъехал… Заглянула в другое окно, — а он, батюшка мой, и идет по двору-то… Так у меня, мои матушки, ноги так и подкосились!..

Даже и Оленька не чужда была этому восторженному впечатлению. Только Владимирко, порядочно уже навострившийся от брата, относился несколько скептически к ослеплению домашних «неслыханной честью».