— Здешний полицеймейстер, — вежливо отрекомендовался посетитель, дав время Бубнову выйти из кабинета. — Я имею честь видеть господина Светлова?
— К вашим услугам, — холодно поклонился Александр Васильич.
— Мне очень совестно, что я беспокою вас в такое время… но… извините — обязанность, — сказал начальник ушаковской полиции, выразительно пожав плечами, и торопливо вынул из-за борта сюртука какой-то лист бумаги, сложенный вчетверо, — Потрудитесь вот это прочесть.
— Пожалуйста!.. — рукой пригласил его Светлов сесть и, не торопясь, развернул бумагу.
Она оказалась форменным предписанием губернского прокурора, адресованным на имя посетителя и заключавшим в себе следующее:
«По производящемуся под личным моим руководством следствию о возмущении рабочих Ельцинской фабрики против ее бывшего директора, отставного полковника Оржеховского, имею честь покорнейше просить Ваше Высокородие немедленно отобрать от кандидата С.-Петербургского университета, Александра Светлова, все принадлежащие ему бумаги и вместе с ними представить его ко мне лично для надлежащих по сему делу объяснений.»
— Я бы хотел знать, следует ли разуметь под этим… арест? — спросил Александр Васильич, внимательно пробежав глазами прокурорское распоряжение и возвращая его обратно полицеймейстеру.
— К сожалению, не могу вам сказать ничего, — пояснил начальник полиции, снова пожав плечами, — это будет зависеть от усмотрения прокурора; я обязан только буквально исполнить его предписание.
Светлов развязно запустил руку в правый карман брюк, вынул оттуда небольшую связку ключей и положил ее на письменный стол. Тонкая, почти незаметная улыбка скользила при этом по губам молодого человека.
— В таком случае, не угодно ли вам прямо приступить к исполнению вашей обязанности, — холодно поторопил он незваного посетителя.
Полицеймейстер еще раз извинился, что беспокоит его, попросил позволения позвать в кабинет, через Бубнова, двух остальных членов полиции, дожидавшихся у крыльца, и, уже в присутствии последних, пригласил хозяина представить все, что у него имеется по письменной части.
— Ключи на столе: не стесняйтесь, пожалуйста, — сказал Светлов, отходя немного в сторону и садясь.
Но полицеймейстер, очевидно, стеснялся.
— Вам самим будет удобнее… — проговорил он, замявшись.
— Что? — отрывисто спросил Александр Васильич, поднимая голову.
— Предъявить нам ваши бумаги, — пояснил градоначальник, стараясь не смотреть на хозяина.
— Извините: у меня не в привычке показывать свои бумаги… кому бы то ни было, — с достоинством заметил ему Светлов.
Полицеймейстер, по-видимому, не знал что делать: сперва он только как-то странно посмотрел на всех, потом осторожно взял ключи со стола, приложил один из них наудачу к замку верхнего ящика — и вдруг покраснел. Александр Васильич пристально следил за этим; прежняя тонкая улыбка шевельнулась у него на губах.
— Тут нужен узорчатый ключ, — обязательно сообщил он.
Благодаря этой обязательности начальник полиции понемногу оправился, живее приступил к делу, — и не дальше, как через полчаса большая часть бумаг Светлова была выбрана из ящиков и сложена в одну кучку на письменном столе; оставалось пока нетронутым одно помещение — с письмами.
— Вы мне позволите выкурить папироску? — любезно обратился полицеймейстер к хозяину, вынув портсигар и как бы собираясь отдохнуть немного.
— До сих пор в этой комнате курили только мои знакомые, — заметил Светлов, — но после того, как я уже не один в ней хозяин, здесь может курить… каждый.
Полицеймейстер сконфузился, торопливо всунул обратно в портсигар вынутую было оттуда папироску и в пять минут окончил переборку бумаг. Их завернули в большой газетный лист и скрепили двойными печатями — хозяина и полиции.
Градоначальник пощупал сверток рукой, как бы желая удостовериться в его прочности.
— Теперь… мне придется попросить вас с собой, — уже несколько высокомерно отнесся он к Светлову. — Есть ли у вас на кого оставить квартиру?
Александр Васильич ответил утвердительно, запер письменный стол, попросил позволения написать матери записку, запечатал ее вместе с ключами и вручил пакет Бубнову — для надлежащей передачи.
— Тут и о вас написано, — коротко сообщил ему Светлов. — Завтра утром отнесите.
Сердце отставного солдата чуяло что-то недоброе, когда тот, со свечой в руке, провожал до крыльца своего барина, уходившего вместе с полицией, и если б в эту минуту молодой человек был менее занят собственными мыслями, он наверно заметил бы, как старик раза два утер себе кулаком правый глаз…