— Бог помочь! — осторожно сказал он, помолясь степенно в пустой передний угол.
— Кто это такой?.. — как бы испуганно спросил Анемподист Михайлыч, быстро повернувшись лицом к вошедшему, и слабо застонал от резкой боли, вызванной этим усиленным движением.
При виде священника глаза Ельникова остановились на нем как-то неподвижно, почти бессмысленно; только слабая улыбка искривила сухие губы доктора.
— Благослови вас бог! — перекрестил его отец Иоанн.
Батюшка неслышно подставил стул к самой кровати, сел на него и стал что-то тихо говорить больному.
— Крайняя односторонность! — громко молвил он, наконец, выслушав, в свою очередь, чуть слышный ответ Анемподиста Михайлыча, и широко развел рукавами рясы.
— Может быть, батюшка… — уже несколько слышнее отозвался Ельников.
— Ну… я и говорю: крайняя односторонность! — с прежним движением повторил отец Иоанн.
И, придвинувшись еще ближе к кровати, священник начал снова нашептывать что-то больному. Анемподист Михайлыч только нетерпеливо качал головой; все та же слабая улыбка чуть заметно змеилась у него на посиневших от волнения губах.
— Я ведь и не спорю, батюшка… — заметил он тихо.
— Опять это крайняя односторонность с вашей стороны…
— Не могу же я лгать в последние минуты, когда не лгал всю жизнь!.. — раздражительно и с горечью на этот раз возразил доктор.
— Я и говорю: крайняя односторонность!
Отец Иоанн еще шире развел рукавами рясы, снова перекрестил больного, сказал ему на прощанье: «А впрочем, благослови вас бог!» — и неохотно вышел из комнаты, с грустным сожалением покачивая своей седою как лунь головой. Немного погодя туда вошел Созонов с аптечным пузырьком в руках.
— Не надо уж… — слабо махнул ему рукой Ельников и опять повернулся к стене, — притерпелся…
Странную фигуру представлял из себя в эту минуту будущий инок: смесь какого-то суеверного ужаса, уныния и малодушного страха за свое самовольство придала Созонову что-то неизобразимо жалкое. Он ждал от больного выговора и, кажется, был бы радехонек последнему; но Анемподист Михайлыч упорно молчал, тяжело дыша. Созонов постоял, постоял перед кроватью, раза два неловко сморкнулся, попятился в самый дальний угол комнаты и тихонько уселся там на стул, подперев обоими локтями голову и колени.
Так прошел час, другой…
В половине второго больной сделал движение, тревожно откинулся на подушке и едва слышно спросил:
— Темно или светло теперь?..
— Совсем день уже-с, Лкемподист Михайлыч… — пояснил Созонов, робко кашлянув в руку.
— Ааа!.. — протянул доктор, — понимаю!..
Он сделал усилие и провел рукой у себя по глазам, как бы желая удостовериться, на месте ли они у него.
— Окажи, брат, ты мне, Созонов… последнее одолжение, — несколько помолчав, попросил напряженно больной, — возьми вон там… на окне… старую книжку журнала… без переплета; растрепанная такая… Почитай ты мне оттуда… хоть позитивную философию… Огюста Конта [26], там… она должна быть… Мысли у меня мутятся…
Созонов как-то испуганно встрепенулся весь, точно внезапно разбуженная птица, быстро отыскал книгу, развернул ее и сел возле кровати.
— Я бы вам лучше-с… — заикнулся было он.
Но его удержал какой-то непонятный, энергический жест Ельникова, сделанный при самом начале этой фразы.
— Читайте же!.. Созонов! — раздражительно поторопил доктор.
Началось чтение — медленное, несвязное, неуклюжее. Странно как-то было видеть Созонова с книжкой «Современника» [27] в руках; еще страннее казалось выходившее из уст этого человека учение знаменитого мыслителя; оно как будто теряло свой смысл.
Так прошло еще с полчаса.
— Созонов-батюшка!.. — прервал вдруг Анемподист Михайлыч чтеца, стараясь приподняться на локте. — Скажи ты, брат, Созонов… большой поклон… от меня… Светловушке!.. Скажи… что… что…
Больной глубоко вздохнул, остановился на этом вздохе — и не договорил; только кровать как-то болезненно скрипнула за доктора, — и таинственная мертвая тишина воцарилась в комнате…
В тот же самый день, вечером, а не назавтра, как обещал представитель местной власти Соснину, в острог приехал полицеймейстер и прямо прошел к Светлову.
— Я к вам от его превосходительства, — необыкновенно вежливо объявил он молодому человеку. — Генерал поручил мне передать вам, что вы — свободны; только с тем условием, если вам угодно будет выехать отсюда через неделю, а до того времени — вы не можете ни у кого показываться здесь, за исключением, разумеется, ваших ближайших родственников. Предполагалось сначала обязать вас к тому подпиской, но его превосходительство находит, что вашего слова будет совершенно достаточно в этом случае. Могу ли я передать генералу, что вы согласны?
26
Огюст Конт (1798–1857) — французский буржуазный философ и социолог, основатель позитивизма (от лат. positivus — положительный); сторонники позитивизма утверждали, что в своих теориях они опираются не на «абстрактные умозаключения», а на положительные факты. В конце 60-х, в 70-х годах произведения Огюста Конта пользовались популярностью в среде русской демократической интеллигенции.
27
«Современник» (1836–1866) — общественно-политический журнал; в 60-х годах орган революционной демократии.