— Довоевались, — зло сплюнул сопровождавший нас автоматчик.
Услышав звуки русской речи, несколько раненых, что были поближе к нам, насторожились, повернули головы в нашу сторону. Раздались угрожающие возгласы. Мне стало не по себе. Чего стоит кому-нибудь из фашистов, потерявших в этом смрадном подземелье человеческий облик, пальнуть в нас по злобе? Иди потом доказывай, что мы явились сюда с добрыми побуждениями.
А тут еще полковник как в воду канул. Не ловушка ли все это? Что же теперь делать? Я уже начал прикидывать, как нам безопаснее выбраться из подвала, если события примут нежелательный характер, когда из темноты появился полковник в сопровождении переводчика. Тот еще издали помахал нам рукой.
— Все хорошо! Господин генерал фон Ленски ждет вас у себя в штабе.
И смешно было и досадно наблюдать все эти церемонии, что развели немцы вокруг очевидной необходимости прекратить сопротивление. Кому нужна эта жалкая игра в значительность, когда сотни и тысячи солдат умирают от ран, голода, свирепой стужи? Откровенно говоря, меня так и подмывало желание заявить немцам: «Кончайте канитель! Время не ждет!» И только опасение, что это может повредить делу, ради которого мы прибыли — сюда, удержало меня от крепких выражений по адресу хваленой немецкой педантичности.
С облегчением выбрались мы из подвала. После душного сумрака подземного убежища зимний солнечный день показался мне еще ярче, а морозный воздух необыкновенно свежим и чистым.
Немецкий полковник снова пошел впереди. Минут через 10–15 мы оказались возле развалин дома, у которого стоял часовой. Он молча пропустил нас внутрь. Между разрушенными стенами виднелся вход в подвал. Мы спустились в него, и я увидел просторное, довольно чистое помещение. По нему, переговариваясь, ходили немецкие офицеры. Увидев нас, все они, как по команде, остановились и выжидающе замерли.
Из противоположного конца подвала неслышно появился невысокий щуплый генерал и направился прямо к нам. За ним понуро шли еще два генерала.
— Господин генерал фон Ленски, — почтительно представил его переводчик, но я уже и так понял, что перед нами командир той самой немецкой дивизии, которая готова сложить оружие.
— Кто вы? — спросил меня через переводчика фон Лепски.
— Командир полка, — ответил я сухо.
— Ваше звание?
— Капитан. От имени советского командования предлагаю вам прекратить сопротивление немедленно. Только в этом случае будут выполнены условия, о которых нам сообщил ваш парламентер.
Фон Лепски дернулся, но быстро овладел собой, только плечи его как-то безвольно поникли.
— За последний час обстоятельства изменились, — надтреснувшим голосом начал он. — Прекратить сопротивление согласна не только моя дивизия, но и вся группировка наших войск, сосредоточенная в этом районе. Наш командующий генерал-полковник фон Штреккер желал бы знать ответ вашего командования.
Я озадаченно повернулся к Клюеву. Такой попорот событий никак не предусматривался нами.
— Надо поскорее сообщить нашим, — шепнул Василий Васильевич.
Как ни хотелось быстрее покончить со всеми формальностями, но Клюев был прав — необходимо известить наше командование о новых обстоятельствах капитуляции немцев.
— Я должен сообщить об этом командующему армией, — громко произнес я.
— Хорошо, — фон Ленски отрывисто кивнул.
Примерно минут через двадцать мы снова были в батальоне Ананенко. К моему удивлению, там нас уже ждал заместитель командующего армией генерал-майор М. И. Козлов.
— Как там фоны? — нетерпеливо спросил он. — Командующий очень интересуется делами с капитуляцией немцев.
Я подробно доложил обо всем, с чем мы столкнулись в немецких штабах.
— Набивают себе цену фашисты! — усмехнулся генерал Козлов и оживленно добавил: — Вперед, сталинградцы! Наша все-таки взяла!
…Генерал-полковник фон Штреккер, высокий, худой, с прыгающим от волнения кадыком на морщинистой шее, стоя навытяжку, напряженно слушал генерал-майора Козлова, который перечислял условия капитуляции и пригласил фон Штреккера следовать к командующему армией генералу Жадову.
— Разрешите мне взять с собой адъютанта? — нерешительно спросил Штреккер и поднял на генерал-майора Козлова слезящиеся водянистые глаза. Тот махнул рукой: мол, черт с вами, берите.
Когда мы вышли из штаба командующего северной группировкой гитлеровских войск, на улице уже строились колонны пленных немцев. На восток длинной вереницей тянулись солдаты и офицеры уже несуществующей 6-й армии.
Жалкий вид был у этих горе-завоевателей. Многие из них брели по дороге на Дубовку с отмороженными носами, ушами, закутанные в тряпье, в эрзац-валенках из соломы. Только наша 343-я стрелковая дивизия взяла в плен 6796 гитлеровцев, из них 4 генерала, 12 полковников, 112 остальных офицеров, 510 унтер-офицеров.