— Я уже пролил кровь за землю курскую, землю русскую, но считаю, что здесь я защищал и свой родной Узбекистан. Наций и народностей в Советском Союзе много, а Родина — одна. И мы до последнего дыхания будем защищать ее.
После собрания все воины направились к своим боевым позициям.
По многим признакам можно было удостовериться, что моральный дух наших бойцов был на подъеме, несмотря на большую усталость от занятий и оборонительных работ.
Огромное воспитательное значение для всех однополчан имело событие, которое произошло в последних числах июня. В один из солнечных дней на плацу выстроились бойцы, командиры и политработники из всех наших подразделений в ожидании начала торжественной церемонии вручения полку гвардейского Знамени. В полк прибыло командование 97-й гвардейской стрелковой дивизии вместе с командиром 33-го гвардейского стрелкового корпуса гвардии генерал-майором И. И. Поповым. Комкор вручил подполковнику П. Р. Панскому гвардейское Знамя и выразил уверенность в том, что полк пронесет его сквозь дым и пламя боев к полной победе над врагом. В ответ раздалось громкое «ура».
Я видел, как волновался командир полка, принимая Знамя. Затем он произнес клятву гвардейцев, а все воины, опустившись на одно колено, мысленно повторяли ее слова. Потом святыня была передана в руки знаменщика полка — первого кавалера ордена Отечественной войны II степени, командира орудия старшего сержанта И. Карпухина. И когда взвод со Знаменем обходил строй бойцов, снова разнеслось громкое, протяжное «ура».
На митинге первое слово было предоставлено старшему лейтенанту В. В. Кузину, который сказал:
— Принимая гвардейское Знамя, мы клянемся защищать Родину не просто мужественно и умело, не щадя своей крови и самой жизни для победы над врагом, как велит военная присяга, а особенно настойчиво и упорно, с беззаветной храбростью и инициативой каждого бойца, по-молодецки, как полагается настоящим гвардейцам.
Множить боевые традиции, умножать с каждым днем боевой счет, чтобы скорее достигнуть победы, призвал бойцов в своем выступлении старший сержант А. Бондаренко. После окончания митинга подразделения полка прошли торжественным маршем. В тот же день всем воинам полка были вручены нагрудные знаки «Гвардия».
Командование полка поддержало инициативу воинов написать письмо землякам-ставропольцам в связи с присвоением полку гвардейского звания. Оно было отправлено в адрес Ставропольского краевого комитета ВКП(б). Вскоре был получен ответ, в котором говорилось: «Письмо ваше получили. Поздравляем всех вас с получением гвардейского звания. Желаем дальнейших успехов в борьбе с проклятым врагом. Ваш привет трудящимся края передали через газету «Ставропольская правда».
Присвоение полку гвардейского звания означало не только вручение ему гвардейского Знамени и знаков «Гвардия» всему личному составу. Гвардейские стрелковые полки с декабря 1942 года стали более сильными по сравнению с обычными полками. В каждой пулеметной роте стало по 12 станковых пулеметов вместо девяти. А в составе стрелкового батальона появился взвод 45-мм противотанковых пушек.
Штабу полка непосредственно подчинялись рота автоматчиков, рота связи и взводы: комендантский, пешей и конной разведки, саперный, химзащиты. Начальник артиллерии полка имел в своем распоряжении, по сути дела, дивизион (хотя он так не назывался) из трех батарей: 45-мм пушек, 76-мм пушек и 120-мм минометов. Как видим, у начальника штаба полка под рукой находилось довольно много «разнокалиберных» подразделений, действия которых ему приходилось координировать во всех видах боя и на марше.
Начиная с 1943 года гвардейский стрелковый полк должен был иметь по штату около 3000 человек личного состава. Но могу засвидетельствовать, что в нашем полку в течение всей войны был постоянный некомплект.
Мне как начальнику штаба много приходилось заниматься полковыми разведчиками. Как-то в один из летних дней я собрал их и, передав обеспокоенность командования, сказал коротко: надо добыть «языка».
Ночью взвод разведки во главе с младшим лейтенантом Афанасьевым направился к вражеским позициям за рекой Пересыпь. Вначале шли, пригнувшись, по колосившемуся ржаному полю. Кто мог бы предположить, что обмолачивать жито этим летом будут гусеницы танков. «Пять поймал, один ушел» — чуть в стороне вещал перепел. «Тут не до пяти, — усмехался боец-весельчак Малышко, — нам бы хоть одного, на язык послабее которого…»
Над головой разведчиков осветительные немецкие ракеты чертили ослепительные ярко-оранжевые дуги. Но вот уже прибрежные кусты осокоря, ольхи, скрывающие узкую ленту степной речушки. Перешли ее вброд. Всмотрелись в темноту. Впереди при свете ракеты в глаза бросился обнесенный плетнем колодец, а рядом — фигура человека с ведром. Зачерпнув воды, он быстро удалился в сторону немецкой батареи, обнаруженной нами еще накануне. По цени передали: подойти к командиру. И когда разведчики обступили Афанасьева, он сказал: «Видели все? Думаю, у немцев он не последний водохлеб. Заляжем у колодца». Залегли. Бойцы из группы захвата — ближе, группы обеспечения — подальше. Не прошло каких-нибудь двадцати-тридцати минут, как полог ночи сторожко приоткрыл выросшего прямо перед разведчиками долговязого фрица с ведрами в руках. Пропустили его. И тут же потеряли из виду: на фоне темных кустов он как бы растворился. Но вскоре услышали что-то вроде вопля. Оказывается, у самого колодца нагнувшегося фрица оседлали несколько разведчиков во главе со старшим группы Малышко. «Отходим!» — раздалась команда Афанасьева. Тут в небо взвилось несколько ракет. Они вырвали из темноты разведчиков. Ударил немецкий крупнокалиберный пулемет. По цепи донеслось: «Командир взвода ранен». Подбежали к нему те, что были ближе. Пули прошили командиру икры ног. Его подхватили разведчики. Бойцы группы обеспечения ударили из автоматов по батарее. Огонь фашистов ослаб.