— Я всегда знала, — сказала Аня.
— Откуда?
— Ну вот же. — Она показала пальцем на этикетку, где была нарисована рыбка, выскакивающая из волн. — Только я считала, их в аквариумах больших разводят. А ты думал, рыбу в песке откапывают?
— Никогда не обращал внимания. — Башмак растерянно рассматривал банку. — Но почему тогда ты не задалась вопросом: а где эти аквариумы?
— Не задумывалась как-то, — растерялась Аня.
— А вот Тапок задумался. — Башмак отодвинул банку, взял Аню за руку. — Я думаю, мудрит твой дед. Всё проще. Я же видел человека из большого мира. Нормальный шагатель, хороший парень! Не надо их бояться. Надо просто выйти всем туда, в Запретные земли, чтобы они тоже увидели, что мы не опасны. И сказать, что мы тоже хотим горы и море.
На диване, просыпаясь, заворочался профессор. Кряхтя сел и угрюмо взглянул на Башмака.
— Я не знаю, с каким звуком фруктовый йогурт с воздушного шара плюхается на дно армейского котелка, но это был бы полонез Огинского, по сравнению с твоим нелепым, жалким, тупым кудахтаньем! — сказал Завадский. — Если мы туда только сунемся, они нас всех перебьют. Пары килотонн хватит.
— А может, не перебьют? — неуверенно возразил Башмак.
— Перебьют, это я тебе обещаю, — усмехнулся профессор.
— А что такое воздушный шар? — спросила Аня.
На вечерней проповеди Александр Борисович собирался произнести возвышенный монолог о пагубности ереси и благе истинной веры. Подготовить паству морально к суду и казни. Заклеймить Тапка позором. Чтобы, упаси Колесо, не возникло ни у кого никаких сомнений. Но работа над признательными показаниями Тапка отняла у него слишком много времени, он не успел подготовиться, и теперь приходилось импровизировать. А импровизировать Александр Борисович не любил.
— Ибо ересь опасна не только для усомнившегося, — нудно тянул заведующий. — Еретик неразумными поступками своими и на общину, его вскормившую и воспитавшую, рискует наслать Гнев Колеса и…
Чем ещё рискует еретик, Александр Борисович так и не придумал, с тоской поглядел через пролом в потолке на вечернее пасмурное небо. Было очень душно, собиралась гроза. В грозу у большинства колёсников болела голова, давило изнутри на череп гипертрофированным мозгом, недоразвитые ноги мозжили и настроение у всех становилось мрачное, подавленное.
— А давайте, верноколёсные, пока время до суда ещё осталось, соберём пожертвования на ремонт крыши нашего храма, — пришла заведующему гениальная, как ему показалось, идея. — Давно ведь собирались и всё откладывали, а благие дела, как учит нас Инструкция, следует совершать своевременно.
— Своевременно мостовую на главной улице мы тогда опять не заровняем, — недовольно пробурчал мэр Азаров. — Так и будем ездить по колдобинам.
— Уймись, папочка, — прошептала ему в ухо Ленка, перегнувшись через ручку кресла. — Всех денег не своруешь.
Азаров зло засопел, а Александр Борисович успокаивающе произнёс:
— Вопрос о ремонте мостовой, наш уважаемый мэр, вам следует поднять на городском совете. Уверен, сознательные горожане поддержат это колёсоугодное начинание.
Если более состоятельные ары пропустили это заявление мимо ушей, на стороне небогатых лебов сразу поднялся ропот.
— С одного суслика две шкурки дерут, — негромко, но вполне отчётливо сказал мастер Гоша. — Эх, начальнички!
— Не желаем, — тоненько крикнул парикмахер Качанов. — На водокачку жертвовали, а она в песок провалилась!
— И вправду, что же это? — солидно поинтересовался агропромышленник Павлов. — На мостовую надобно из городского бюджета взять, мы налоги платим. А крышу Лабораториума латать — дело заведующих, это их, так сказать, епархия.
Павлов был побогаче прочих лебов, и пожертвования из него тянули бесколёсно, половина аров была у него в долгах и расплачиваться не торопилась. Александр Борисович открыл рот, чтобы одёрнуть алчных прихожан, устыдить и упрекнуть в неугодной Колесу корысти, но тут на улице так громыхнуло, что все замолчали, осеняя себя Ободом. А престарелый ар Илатовский захрипел, задёргался в припадке, свалился из коляски на бетонный пол и, корчась, пустил пену изо рта. К нему съехались гурьбой, кто-то вылез из кресла, встал над стариком на колени, рванул рубаху на груди.
— Таблетки, таблетки у него в кармане пошарь, воздуху ему дайте! — гомонили вокруг.
— Кончились у него таблетки вчера ещё, — пояснил сосед Илатовского ар Асеев. — Выжрал лимит раньше времени, сильно его в этом месяце колбасило.