– Налей и мне.
Гавейн.
– И мне, уж тоже кубок пуст, – с легкой усмешкой добавил рыцарь с волосами слегка посветлее, сидевший подле первого.
Агравейн.
Белоручка незаметно улыбнулся, подходя к старшим братьям и наливая им вино. Возвращаясь на кухню, он улыбался уже открыто, так как его никто не видел…
До тех пор, пока из-за угла на полной скорости не вырулил ещё один рыцарь, и не врезался в него. Кувшин со звоном полетел на пол, и Белоручка, негромко охнув, потянулся за ним.
– Извините, сэр, я не смотрел, куда шёл…
Что было неправдой, виновен в столкновении был явно не он, но юноша знал по опыту, что уж лучше рыцарей ни в чем не обвинять…
Однако этот рыцарь виновато улыбнулся и также потянулся поднять кувшин.
– Это ты извини, дружок, – ответил он, – я слишком спешил, чтобы скорее присоединиться к братьям. Уж много месяцев я их не видел…
Поднимать голову, для того, чтобы понять, с кем он говорит, необходимости не было – Белоручка уже по голосу понял, с кем столкнулся.
– Это-то вполне понятно. Я только что видел Ваших братьев, сэр Гахерис. Они в обеденном зале, там теперь пирует Его Величество. Я уверен, они обрадуются Вашему возвращению.
Легкая боль от столкновения была совершенно забыта – чуткое сердце Белоручки заполнила радость от встречи именно с этим человеком. Радость настолько сильная, что он совершенно забылся и поднял голову, сталкиваясь с рыцарем взглядами. Искрящиеся карие глаза молодого мужчины скользнули по его лицу… а затем откровенно расширились, и дыхание его на секунду прервалось.
– Какой интересный цвет глаз, – пробормотал он, – точнее, несколько. Редкое зрелище.
Белоручка тут же опустил глаза, мысленно чертыхнувшись.
– Благодарю Вас, сэр…
– Откуда ты? – спросил Гахерис, – я слышал о тебе. Тебя прозывают Белоручкой и Рыцарем Кухни, но это все лишь прозвища, а имени твоего и происхождения никто не знает.
– Все так, сэр, – кротко отвечал Белоручка, – уже год я при дворе доброго короля Артура, и никто не знает обо мне того, что Вы сейчас спросили.
Глаза Гахериса засверкали ещё ярче, пока он продолжал вглядываться в черты кухонного служки, а затем он глубоко вздохнул и спросил:
– Никто не знает… не оттого ли, что никто из них ни разу тебе в глаза не заглянул? Да ты и сам, поди, от братьев подальше держался?..
– Гахерис! – неожиданно строго оборвал его юноша, уже не смущаясь того, что обратился к рыцарю просто по имени. А что смущаться, если очевидно скрывать больше нечего?
В следующую секунду он оказался в крепких объятиях улыбающегося до ушей рыцаря.
– Гарет, – мягко прошептал он, – что за игру ты затеял на этот раз, брат?
Гарет искренне обнял его в ответ. Младшие из четырёх, они всегда были особенно близки до тех пор, пока Гахерис не покинул дома и не стал одним из рыцарей Круглого стола.
– Тише! – прошептал младший, беспокойно оглядываясь, – не хватало ещё, чтобы кто-то услышал…
– Гарет, – гораздо тише, но и с куда большим беспокойством отвечал Гахерис, – ты год провёл здесь, притворяясь слугой! Ты, наш брат, племянник короля!
– Вот именно, Гахерис, – кивнул Гарет, – я – брат Гавейна, Агравейна и твой брат, я – племянник короля, и это все. А я хочу, чтобы мое имя было достойно моей семьи, чтобы я сам что-то из себя представлял.
– И бытие кухонным мальчишкой тебе в этом поможет как?
Гарет улыбнулся.
– Ты вовремя прибыл, брат. Как раз сегодня кончается моя служба, пришло мое время. Пройди в зал, братья ждут тебя. Ты все увидишь.
Рыцарь со смехом покачал головой, но послушался младшего брата, прекрасно зная его рассудительность. Поприветствовав короля и благородных друзей, рыцарей Круглого стола, он сел рядом с братьями, но говорил немного, ожидая. Гарет, наблюдавший за братом издалека, улыбнулся снова. Он доверял Гахерису и понимал, что старший брат его не выдаст. А теперь ему оставалось только ждать.
Ожидать пришлось недолго: в зал степенно вошла изящная молодая дама и преклонила колени перед королем Артуром, прося помощи для своей сестры, леди Лионессы, которую захватил злобный рыцарь.
Глубоко вздохнув, Гарет выступил вперёд.
«Ну и куда ты опять улетел?» – недовольно осведомился громкий мужской голос в его голове.
Рауль поморщился, потирая лоб. От неумолкающего шума у него не переставала болеть голова, мысли и воспоминания путались с указаниями голоса, отчего, когда тот приказывал ему говорить что-то гневное, Рауль даже не особенно сопротивлялся. Ему самому хотелось закричать, чтобы все вокруг наконец смолкло и он побыл хоть недолго в тишине. Хотя легче от криков ему не становилось. Он еле отбился от журналистов, окруживших его семью по прибытии, сорвался на ребёнка, который никак не хотел утихнуть, не понимая, что отец сейчас не в состоянии с ним играть, а после и вовсе встретил «старых друзей» – он понятия не имел, кто эти женщины, но голос в голове любезно пояснил, что Мег Жири и её мать когда-то работали в той же опере, что и Кристина – и внезапно выяснил, что позвавший их сюда импресарио – старый и очень хороший знакомый его супруги.
Рауль ощущал, что его голова скоро взорвется от переизбытка информации. Он ушёл ото всех, пытаясь расслабиться, но единственным результатом этой попытки стали совершенно другие воспоминания, внезапно нахлынувшие на него, воспоминания о братьях, которых он не помнил, но, кажется, любил, и о прекрасной леди, которая была Кристиной…
Голосу в голове данный наплыв воспоминаний, очевидно, не понравился, отчего он начал приказывать ещё громче, до тех пор, пока мимо снова не просквозила Мег, а затем…
Затем перед ним предстал высокий мужчина с откровенно изуродованным лицом, на котором выделялись только блестящие глаза, которыми он с явным удовлетворением разглядывал соперника.
Кажется, этот мужчина должен был вызывать в нем какие-то сильные чувства, но Рауль уже настолько устал, что просто бездумно повторял то, что говорил голос в голове. До тех пор, пока тот не заявил, что теперь Кристине предстоит выбрать, кому из них двоих она принадлежит.
– Что? – резко спросил он, – давай ещё пополам её распилим, чтобы никому не обидно было, тоже неплохая идея, а?
Мужчина остановился, глядя на него широко раскрытыми глазами – кажется, разговор внезапно направился не в ту сторону, в которую он предполагал.
– Тебе не кажется, что если она – моя жена, значит, она уже выбрала?
– Это было давно, и она побоялась остаться со мной, – оскалился Призрак, – предпочла более комфортный вариант. А ты не то, чтобы был хорошим мужем, жалкий пьяница и игрок!
В голове Рауля тут же вспыхнуло воспоминание, от которого он пошатнулся. Он был пьян, он оттолкнул Кристину от себя…
– Но это ничего не меняет. Теперь, когда она здесь, ты не сумеешь её удержать, – продолжал мужчина.
Рауль моргнул, отгоняя надоедливый голос внутри головы.
– Заключим пари, и, если она согласится уехать с тобой и не выступать сегодня, ты увезёшь её, а если она решит петь…
– Зачем? – негромко перебил его Рауль.
Голос в его голове ненадолго смолк, очевидно, ожидая, чем дело кончится.
– Что значит, «зачем»?
– Если она любит тебя и решит остаться с тобой, я её отпущу, – неожиданно кротко и грустно ответил Рауль, – хотя я не знаю, как это отразится на нашем сыне…
Призрак тут же усмехнулся.
– Вашем ли?
Рауль вздохнул. Что ж, этого следовало ожидать, наверное. Весь гнев в нем испарился, оставив вместо себя лишь печаль. Он с трудом помнил Кристину, но сейчас он как никогда осознавал, что не хотел бы её терять. Однако это был не его выбор, а потому Рауль готовился смиренно признать поражение, в случае, если соперник говорил правду. Однако об этом все же следовало сперва спросить Кристину, чем он и планировал заняться в самое ближайшее время. Забыв о том, что позади него все ещё был Призрак оперы, Рауль поднялся и направился в свой номер. Их с женой ждал серьезный разговор.