– Тоби! – окликнула его вынырнувшая из комнаты Джоанна, – давай к нам!
Глаза девушки весело блестели, она улыбалась, видимо, уже вполне оправившись от испуга и шока.
– Здесь не так уж плохо, – прощебетала она, а затем скосила глаза вниз, на лестницу, – ишь ты, как смотрит!
Эм, стоявший у подножия лестницы, никак не отреагировал на комментарий блондинки, глядя ей за спину, откуда робко выглянула Мелани. Поймала его… взгляд, хотя и не видела его глаз, и скрылась где-то в комнате, махнув светлыми волосами, в которых яркими пятнами выделялись чёрные лепестки.
– Джоанна! – окликнул девушку судья Терпин, выглянув из соседней комнаты, – зайди к нам. Нам следует поговорить.
Тоби, сверкнув глазами, молча встал рядом с девушкой, показывая, что без него она никуда не пойдёт.
Джоанна с любопытством оглядела пожилого мужчину, а затем пожала плечами.
– Ну пойдёмте. Я все равно пока ничего не понимаю. Так хоть послушаю, что вам там есть сказать, – и она, подхватив братца под руку, потащила его вперёд.
Поднявшийся Эм без особых прелюдий зашёл в комнату девушек, в которой они ещё и обустроиться не успели, и негромко велел:
– Иди тоже. Незачем одной сидеть, мало ли что случиться может. Вон, мистер Ловетт был один, так вы его даже увидеть не успели.
Девушка испуганно подхватилась и поспешила следом за Джоанной и Тоби.
Стражник, провожая её взглядом, грустно усмехнулся.
Боится.
Ну разумеется, она его боится – он сейчас на человека-то едва похож. Он – тень, безликая, безымянная тень, от которой шарахнулся бы любой.
Ничего. Это не навсегда. Он должен лишь защитить её, и тогда все закончится. Для них обоих.
***
– Садись, девочка, – приветливо кивнула ей миссис Ловетт.
Почему обратилась к ней именно она, не знал никто, даже сама Нелли – все же здесь, в комнате находились куда более близкие девочек люди.
– И правда, присаживайся, – перехватила инициативу обычно робкая Люси, указывая дочери на кресло.
Единственное кресло во всей комнате.
Сама комната была небольшой и довольно темной – лишь немного света пробивалось сквозь старое разбитое окно в наклонённом потолке (вероятно, это была крыша всего дома), но все же разглядеть окружающую обстановку удавалось: комната действительно выглядела, как часть давно заброшенного дома, холодного, темного, с обшарпанными стенами и старыми картинами на них, со старой, ветхой мебелью и несколькими свечами, расставленными тут и там.
Джоанна присела в предложенное ей кресло – обитое пожелтевшим бархатом со слабо различимыми узорами и даже какой-то картиной, с резными ножками и подлокотниками, и с любопытством уставилась на собравшихся вокруг неё людей.
– Ну? – вопросила она с веселой улыбкой, – зачем звали-то?
– Поговорить хотели, – начал Суини, отодвинув судью, – здравствуй, Джоанна. Я твой отец.
Девушка аккуратно склонила головку в сторону и пристально вгляделась в темные глаза, резко выделявшиеся на бледном лице мужчины. А затем тряхнула головой и пожала плечами.
– И Вам не хворать.
Тоби, устроившийся неподалёку, тихонько прыснул, закрывая рот рукавом.
– Молодец, сестрица, – пробормотал он.
– И все? – продолжила Джоанна, – мне так Вас и звать, просто «отец»?
– Его зовут Бенджамин Баркер, милая, – мягко улыбнулась Люси, – а я – Люси Баркер, твоя мама. Правда, сейчас твоего папу, кажется, зовут не совсем так, но причины этому я сама пока не знаю, – и она кинула вопросительный взгляд на мужа.
– Я сбежал с каторги и вернулся в Лондон, – поморщившись, пояснил тот, – не мог же я сделать это под своим именем.
– О! – вскрикнула Люси, тут же забывая о дочери, – Бен, мой дорогой! Ты все же сумел вырваться от них! Ты возвращался к нам…
И женщина бросилась ему в объятия. Губы Суини расплылись в невольной улыбке, и он обнял супругу в ответ.
Судья Терпин, глядя на это, скривился и отвёл взгляд. Нелли лишь опустила глаза.
Джоанна пару раз перевела взгляд с одного родителя на другого и повернулась к судье.
– Ну, а Вы, сэр?
Мужчина аж вздрогнул, осознав, что обращалась девушка к нему.
– Вы кажетесь мне знакомым, – слегка хмуря идеально очерченные бровки, пробормотала девушка.
Уильям улыбнулся с несвойственной ему робостью, вглядываясь в прелестное лицо, давно стертое из его памяти Страхом. Она была по-прежнему прекрасна, с нежным округлым личиком… Глаза, впрочем, кажется, были темнее… Они были каре-зелёными, а теперь…
– Сэр?
– Я… – прошептал судья, – твой отец, Джоанна. Тот, кто вырастил тебя, научил всему, что ты знаешь, но теперь забыла. Я…
– Отправил твоего настоящего отца на каторгу, обесчестил твою мать, а потом, когда ты выросла, решил жениться на тебе, – перебил его Тодд, оторвавшись от Люси, – отец года, или даже века, учитывая обстоятельства.
Джоанна, задумчиво глядевшая на приемного отца, отшатнулась прочь, закрыв лицо руками.
– Он забрал тебя после того, как твоя мать сошла с ума от событий, произошедших по его вине, – поддержала возлюбленного Нелли, – так что, детка, ты не очень-то верь в его добрые чувства. Он детей на казни отправлял!
– Я судья! – тут же отбил Терпин, – карать всех, кто нарушает закон – моя обязанность!
Суини фыркнул.
– Ага, конечно! Тогда что же ты здесь делал все эти годы, если всего лишь исполнял свои обязанности? Честные судьи в Страхе десятилетиями не сидят!
– Уж кто бы говорил, мистер «горит сарай, гори и хата!» – рявкнул Терпин, – я по крайней мере не резал всех, кто попадался мне под руку!
– Если бы не Вы, он бы таким не стал! – вступилась за Тодда Нелли.
Терпин лишь глазами сверкнул, переходя на неё:
– И не запекал убитых в пирогах, впоследствии скармливая их обычным людям, – ядовито бросил он.
Миссис Ловетт вспыхнула и вскочила на ноги.
– Да что б Вы понимали! Вам-то откуда знать, на что толкает крайняя бедность!
Терпин горько рассмеялся.
– Ох, как вы, чернь, любите осуждать богатых, не зная ничего о них! Я, к Вашему сведению, дамочка, простым адвокатом начинал. Практически всего в жизни добился сам, выучился, женился, ребёнка завёл, ещё не будучи судьей! А потеряв все, заметьте, ВСЕ, не начал бритвой махать налево и направо!
– Это какое же все Вы потеряли? – внезапно вскинулась Люси, тоже подскакивая на ноги, – я видела, как Вы жили – один из самых богатых людей в Лондоне! Как сыр в масле катались…
Она осеклась, увидев, как страшно исказилось лицо её злейшего врага. Сжавшись, она ожидала, как он продолжит кричать о черни и прочем…
Но ярко сверкавшие глаза Уильяма Терпина внезапно потухли, и он лишь тихо, хрипло произнёс:
– Мою жену, мою красавицу Лили зарезали в подворотне. За пару камней в украшениях. Нашу с ней малышку Аланну забрала холера. Ей было четыре. И она была… так похожа на Джоанну. И ты, – он кинул горький взгляд на Люси, – ты была… совсем как Лили, когда я впервые увидел тебя. Даже платье почти такое же… Так-то стал бы я заморачиваться ради какой-то простой девчонки… Каторги, балы, подарки… Нужна ты мне была больно. Но ты была совсем как она… И когда ты оставила девчоночку одну, я забрал её. Я был ее отцом, всегда был.
Люси молчала, открыв рот.
Суини же сверкнул глазами, приобнимая жену за плечи:
– Ваша честь понимает, что это ни разу не оправдание? – едко поинтересовался он, – это не мы забрали Вашу семью. Я и мои любимые жена и дочка ничего Вам не сделали!
А затем внезапно мелодично рассмеялся Эрик, который все это время молча сидел в углу комнаты, не влезая в чужой разговор.
– Ой, не могу я с вас, – усмехнулся он, ловя удивленные взгляды, – мальчик-то прав был! Для вас нахождение в одной комнате – уже испытание, которое вам не по силам, – он встряхнул головой, откидывая темные волосы со лба, – вас вообще не смутило, что вашей «любимой» дочки, которую вы делите, как голодные собаки кусок мяса, уже и в комнате-то нет?